Блокада Ленинграда и Финляндия. 1941-1944

К тому же, как показали события начала сентября 1941 г., в наступавших финских войсках далеко не все с готовностью шли дальше прежней государственной границы. Это также не могло не озадачить финское военное командование. Именно тогда, в начале сентября, ставка Маннергейма направила строгое указание относительно важности сосредоточить особое внимание на проведении «просветительной работы» в действующей армии.[226]

Так обстояло дело на Карельском перешейке. Но не лучше было и положение для Маннергейма на Свирьском участке. Ему с тревогой докладывали, как непрерывно падал «боевой дух» в частях VI армейского корпуса, наступавшего там. Стремительно возросли дезертирство и уход солдат в так называемую «лесную гвардию» — антивоенно-настроенные отряды и группы покинувших фронт военнослужащих. В августе из частей Карельской армии дезертировало 135 человек, в сентябре — 210, а в октябре — 445.[227] Подобно тому, как и в ходе боев на Карельском перешейке, солдаты ряда частей 5-й и 17-й пехотных дивизий Свирьского участка фронта также воспротивились продолжению наступления. Особенно массовый характер приняли волнения солдат 61-го полка 17-й пехотной дивизии, где сотни человек отказались выполнить приказ о форсировании реки Свирь.[228] Более того, в финской армии начали расти другие «военные преступления», в классификацию которых входили не только отказы выполнять приказания военнослужащими или их дезертирство, но также и выступления с протестом. Таких на фронте было зарегистрировано в 1941 г. более трех с половиной тысяч.[229]

Складывавшаяся обстановка на Свирьском участке вынудила Маннергейма ограничить наступательные действия лишь силами прибывшей туда с севера немецкой 163-й пехотной дивизии, а финские войска использовались для поддержания ее артиллерийским огнем. Попытка все же ввести в бой часть сил 11-й финской пехотной дивизии привела к возникновению дезертирства солдат из ее рядов.[230] К 21 сентября части VI армейского корпуса перешли к обороне, закрепившись на рубеже, проходившем через Свирьстрой, Подпорожье и Вознесенье. Контратакуемые войсками 7-й отдельной армии К. А. Мерецкова они не могли уже дальше продвигаться вперед.

Так реально обстояло дело с возможностью дальнейшего наступления финских войск на ленинградском направлении с двух сторон — Карельского перешейка и со Свирьского участка. Вопрос заключался, следовательно, отнюдь не в «добрых» намерениях финского главнокомандующего, а в вынужденном решении перейти к обороне.

Но это был не единственный фактор, заставивший Маннергейма приостановить попытки вести наступление на Ленинград. Их было несколько, и на этом следует остановиться особо.

23 августа Маннергейм получил от Кейтеля письмо, в котором тот ставил в известность, что немцы не намерены сразу брать Ленинград штурмом, а окружат его с юга.[231] Перед финскими войсками поставили задачу все же продолжать наступление на ленинградском направлении, на что Маннергейм отреагировал отрицательно. В ответе Кей-телю 27 августа он писал, что финская армия находится в таком состоянии, что не может наступать. Аргументируя это, он сослался на следующее: во-первых, в условиях, когда 16 % населения Финляндии находится под ружьем, ее армия понесла невосполнимые потери; во-вторых, с советской стороны у старой границы находятся сильные укрепления, для прорыва которых у финнов нет пикирующих бомбардировщиков и тяжелых орудий.[232]

Касаясь того, что немецкие войска сами застряли на подступах к Ленинграду и не смогли штурмовать его, а финнов Берлин побуждал решительно действовать, Маннергейм в своих воспоминаниях добавляет, что, кроме того, в тайне от Финляндии, германское командование стало перебрасывать 5 сентября свою танковую группу из-под Ленинграда на московское направление.[233] Возможно, поэтому, обладая данной информацией, из генштаба финской армии последовало в Министерство иностранных дел Финляндии разъяснение о позиции военного руководства. «Оккупация финскими войсками Петербурга считается нереальной, — отмечалось в нем, — поскольку у нас нет запасов продовольствия, чтобы выдавать его гражданскому населению». И далее следовало красноречивое признание: «Наступление на петербургские укрепления, имеющиеся между границей и Петербургом, потребуют, вероятно, много жертв, поскольку сильно защищены, и не лучше ли, брать его с юга или же вообще, не заставить ли капитулировать жителей города с помощью голода» (курсив мой — Н. Б.).[234] Таким образом, финское командование все свои успехи и неудачи увязывали только с конкретными действиями вермахта.

Вместе с тем приостановившееся в такой ситуации наступление финских войск на Ленинград являлось и следствием давления западных союзников на правительство Финляндии с требованием прекратить продвижение ее войск далее по советской территории (об этом более подробно пойдет речь в следующей главе).