Блокада молчания

Возвращаться через окно стало доброй традицией. Никита втащил подругу в комнату, захлопнул фрамугу, ощупывал, проверял, цела ли, потом шумно выдохнул, рухнул на койку и прошептал:

— Одуреть… Не только мы устанавливаем здесь свои порядочки…

— Прости, Никита, я в порядке, мне очень стыдно. — Ксюша подползла к нему, закопалась у него под мышкой. — Крутая беби, способная вырубить пару мужчин, спасовала перед маньяком. Ей-богу, Никитушка, все как в сказке, я и опомниться не успела. Как вспомню, так мороз по коже…

— Ты точно успела снять с себя макияж пенсионерки Проскуриной? Он не признал тебя как старушку из «Былины»?

— Нет, Никитушка, точно… Послушай, родной, хватит уже, мы разбередили лихо, разворошили осиное гнездо, пора проваливать, пока целы…

— Но капитан Дементьев…

— Пусть живет, бог ему судья и прокурор… Не по себе мне, Никита. Капитан Дементьев спас мою жизнь. Как ни крути, он безупречно выполнил свою работу, заключающуюся в охране покоя мирных граждан.

— Солнце мое, ты возлюбила врага своего?

— Опомнись, Никита, что мне до этого капитана? Но сам подумай — если бы этот маньяк меня придушил, потом изнасиловал, искромсал бы ножом, расчленил — не уверена, что я сейчас бы лежала рядом с тобой. А капитану Дементьеву жизнь теперь раем не покажется. Видел бы ты его сегодня в «Аллегро». Он конченый человек. Ему придется бежать, высокие покровители не простят такой провал.

— Ладно, дорогая, надо подумать…

Усталость сморила. Когда Никита очнулся, часовая стрелка перевалила за три. Неуютно как-то. Темнота за окном и в комнате. Ксюша мирно посапывала, разметавшись во сне. Они лежали в одежде, обутые, поверх покрывала — в той позе, что их застигла дикая усталость. «Нужно исчезать, — удрученно подумал Никита. — Мы уже не бойцы — сдулись. Ситуация не контролируется». Все дальнейшие шаги чреваты роковыми ошибками. Он сменил рубашку, нацепил пояс с деньгами и документами. Все-таки чувство опасности осталось пока при нем! Словно подтолкнул кто-то в спину, заставил подойти к окну и отогнуть штору.

Через забор перелезал человек. Без лица, без рук, без ног — просто клякса. И не один — за кляксой показалась аналогичная. И сразу ветер засвистел в голове. Заходят с тыла. Значит, и по фронту накапливаются! Он схватил в охапку безмятежно спящую Ксюшу, сдернул с кровати, не особо утруждаясь джентльменским обхождением.

— Не ори, дорогая, здесь ОМОН, бежим.

— О Господи… — только и ахнула она.

Они пулей вылетели из комнаты, держась за руки, промчались на цыпочках по коридору, припали к косяку перед выходом в холл. Дверь была закрыта, но сквозь широкие окна просачивался лунный свет, ерзали по полу тени от веток магнолий. Сквозь центральный вход никто пока не ломился, но опасность была здесь, уже за порогом. Слева стойка администратора, она же прачка, кухарка и владелица заведения Марина Ивановна Черкасс. Он потащил подругу вдоль левой стены. В стойке есть дверца, нужно лишь откинуть верхнюю панель из полированного дерева и просочиться внутрь. А дальше дверь, личные покои госпожи Черкасской. Колотиться страшно, услышат, а время уже поджимало — ОМОН замкнул кольцо, сейчас полезут в окна, в двери… Он дернул дверь — она открылась, хотя и не без скрипа. Взметнулась тень с кровати, заскрежетало старое дерево. К чему бы это — встретить темной ночью пожилую женщину в длинной ночной рубашке?

— Марина Ивановна, родненькая… — отчаянно зашептал Никита. — Это мы, жильцы из шестого… Простите, мы не пенсионеры, только притворялись, так надо было…Спрячьте, Марина Ивановна, Христом Богом заклинаем, а мы потом вам все объясним… ОМОН окружает здание…

— Объяснят они мне, надо же, уважили наконец-то пожилую женщину… — заворчало сумрачное существо в ночной рубашке, делая возмущенный жест. — Куда вы лезете, антихристы? Сюда нельзя, квартирка маленькая, здесь вас сразу найдут. Назад давайте, в холл, за стойку.

Она схватила их за локти, стала выталкивать из своего жилища — растерянных, обескураженных. Подбежала, прихрамывая, к тумбе за стойкой, отодвинула ее. Вскрылись глубокие полки у самого пола, заваленные матрасами, одеялами.

— Вытаскивайте все, полезайте, да живее, ребятушки… — Она сама изрядно нервничала: — А потом я этим делом вас обратно завалю. — И продолжала бормотать, пока они ворошили каперское хозяйство, а потом сворачивались вчетверо, чтобы забраться в тесное пространство: — Надо же, объяснить они мне решились. А вот не надо мне ничего объяснять, хорошие мои. Вы думали, Марина Ивановна полная дура и ни о чем не догадывается? И о том, что в городе происходит, и как вы каждую ночь из окна вылезаете, а потом в окно же возвращаетесь? И что марафет на вас пусть и грамотно наложен, а обмануть бедную женщину вам все равно не удастся — эта женщина, между прочим, тринадцать лет работала гримером в Краснодарском театре драмы и кое-что понимает в технике наложения грима.

— Извините, Марина Ивановна, нам очень стыдно… — жалобно шептала Ксюша.

— Стыдно им, ишь какие стыдливые.