Блокада в моей судьбе

Я окончательно обессилел, очень замерз и в круговороте метели совершенно потерял направление своего движения. Меня начало охватывать отчаяние. И вдруг, в очередной раз упав, ударился лицом о почти засыпанную снегом знакомую металлическую решетку сквера. Я заплакал от боли, но тут же обрадовался, поняв, в каком направлении нужно двигаться дальше, поскольку значительно уклонился в сторону. Через некоторое время в темноте обозначилась громада здания госпиталя, к которому я стремился. Наконец я достиг знакомых мне дверей госпиталя. Когда заснеженным комком предстал перед глазами дежурного офицера, он очень удивился. К моей просьбе отнеслись благожелательно. Начали искать аптекаря. Нашли и дали мне какие-то лекарства. Мало того, мне выделили солдата, который довел меня до дома. Так что обратная дорога оказалась весьма благополучной.

Отец очень сильно переживал за наше состояние и в разгар этих болезней однажды привел к нам из госпиталя военного врача. Тот долго осматривал и выстукивал нас и в итоге вынес заключение, что все наши болезни от истощения, а также ввиду отсутствия свежего воздуха и движения. Поскольку еды все равно не хватало, итогом этого врачебного визита стало более настойчивое потребление нами рыбьего жира. Врач также посоветовал матери выходить на улицу вместе с малышами. После этого мама стала понемногу, держа на руках Ларису, вместе с ребятами гулять возле дома.

Вторая радостная новость: увеличение нормы блокадного хлеба

В один из январских дней мама пошла в магазин за хлебом. Через некоторое время вернулась очень довольная и прямо с порога радостно закричала: «Ребята, мы, кажется, спасены!» Показала на принесенный хлеб и сообщила, что с этого дня повышены нормы выдачи хлеба. Отныне дети и иждивенцы будут получать по 300 граммов хлеба. А самое главное, хлеб стал намного лучше, по вкусу похож на настоящий. По сравнению с нормой в 125 граммов каменного месива, который мы получали три блокадных месяца, этот хлеб был самой настоящей сказкой. Теперь на нашу семью из шести человек приходилось 1 килограмм 800 граммов хлеба, а это уже почти две небольшие буханки. Счастливая мама долго рассказывала нам, как она теперь будет этот хлеб делить и выдавать нам, а мы, как зачарованные, ее слушали.

В январе начали понемногу давать по карточкам, правда в мизерном количестве, кроме хлеба, и другие продукты: растительное масло, крупу, сахар, маргарин. В феврале выдача продуктов стала более регулярной. Однажды дали даже немного американской свиной тушенки. Мы пробовали ее впервые, и нам она показалась очень вкусной. Запомнились с той поры также американское сало «Лярд», яичный порошок, сушеные картофель и морковь.

Наш отец

Несмотря на некоторые улучшения, в целом положение нашей семьи продолжало оставаться очень тяжелым. По-прежнему было очень голодно, постоянно хотелось есть. Поэтому главным позитивным чувством этих дней оставалось ожидание приезда папы. Его с «Дороги жизни» иногда направляли в Ленинград по делам службы, и тогда он старался заскочить к нам на несколько минут, завезти хоть что-нибудь съестное. Это были самые простые продукты: подмерзшая картошка, квашеная капуста, соленые зеленые помидоры, сухари, крупа, но для нашего питания они были огромной поддержкой. Каждый приезд отца вызывал нашу неописуемую радость. И хотя общий фон питания нашей семьи оставался по-прежнему тяжелым, но теперь, по крайней мере, появилась надежда на то, что угроза голодной смерти от нас отступила.

Приезд отца в этом страшном, очень голодном и холодном январе запомнился мне как-то особенно. Дело уже было в середине месяца, стояли жестокие морозы. Ехать отцу пришлось до нас в кузове автомашины, и несмотря на белый полушубок и меховую шапку, он сильно промерз и долго не мог согреться. Я, как мог, изо всех сил топил печурку. Натопил так, что пришлось в конце концов даже открывать форточку. За это время мама наварила картошки.

Вскоре началась скромная трапеза. Запомнилась она особой обстановкой и рассказом отца. Представьте себе темную комнату, слабо освещенную лишь стоящей на столе коптилкой. Раскаленная буржуйка дает всполохи огня на стены. За столом, после длинного перерыва, вместе все семейство: папа, мама с Ларисой на руках, я, Володя, Вася, Гена.

Отец внимательно смотрит на нас, исхудавших от голода, жадно ждущих еду. После того, как поели картошки с зелеными помидорами, погрызли сухарей, запивая кипятком, отец, обычно не склонный к беседам и тем более сантиментам, вдруг начал говорить. Как я теперь понимаю, своим рассказом он пытался помочь нам выстоять в этой жуткой обстановке и говорил о тех, кому еще хуже, чем нам.