Блокада. Запах смерти

– Замени ему, Николка, – шепнул Иван, которому нужно было сохранять с Мазутом и его людьми нормальные отношения.

– Старшина будет кричать, – попытался возразить парень.

– Я тебя прошу.

Николка не мог больше сопротивляться, хотя уже знал строгий нрав старшины и то, что в армии лучше делать так, как говорят люди с ромбами и шпалами в петлицах. Получив новую гимнастерку, Дрын бросил взгляд на Мазута, который молча наблюдал за происходящим, словно спрашивая его, как быть дальше, благодарить Цыгана с его дружком или нет. Мазут, явно довольный проявлением уважения со стороны Ивана, кивнул ему, тем самым высказывая благодарность за содействие своему человеку.

После бани вновь прибывших повели в казарму, которая расположилась в поселковом клубе. Старшина стал размещать уголовников, определяя каждому его спальное место на деревянных двухъярусных кроватях. Сразу начались споры. Авторитетным уголовникам захотелось иметь «блатные» места по принципу камеры – поближе к окнам, подальше от выхода и обязательно внизу. Но старшина быстро навел порядок, засадив самых активных из них в сарай под охрану вооруженного караульного. Эту бывшую конюшню зеки моментально окрестили «шизой», отчего армия показалась многим домом родным. Иван попросил старшину разместить его рядом с Николкой. Пока подгоняли солдатскую форму, Ванька предался воспоминаниям, спровоцированным встречей с Николкой. «Как она, Настя? Вспоминает ли меня?» – будоражили его сознание навязчивые мысли.

Вечером все прибывшие принимали присягу. Личный состав повторял за комбатом слова присяги громко, но со своими интонациями, выводя что-то вроде «бу-бу-бу». Так уголовники освобождали себя от присяги, потому что как бы и не принимали. Иван выговаривал слова четко, хотя торжественной дрожи не испытывал. Зато стоящий рядом с ним Николка, наоборот, произносил текст с энтузиазмом, как когда-то церковную молитву. По окончании присяги был неплохой ужин – гречневая кашей с куском хлеба и подслащенный чай. Заварка, правда, отдавала каким-то лекарственным растением, но аппетита свежеиспеченным красноармейцам это обстоятельство не перебивало. Затем было объявлено личное время, и многие сели за письма родным.

– Фроська мне не пишет, – пожаловался Николка. – Я уже три письма ей послал, и ни одного ответа.

– А она писать-то умеет? – поинтересовался Цыган.

– Нет. – Лицо Николки посветлело. – Ну да, она же просто не может написать.

– А ты напиши отцу Амвросию, – посоветовал Зарецкий.

– Так его же нет. И церкву заколотили, – вспомнил Николка последние дни пребывания в Волковой деревне.

– Выпустили его, – порадовал парня Иван.

На следующий день с утра молодых бойцов стали обучать основам воинского искусства и строевому шагу. Прямо перед казармой сколотили две перекладины и повесили на них полосатые матрацы, набитые соломой, солдат построили в две шеренги, образовав таким образом пары, которые по очереди подбегали с винтовками к «чучелам» и по команде сержантов протыкали воображаемого немца граненым штыком. Очередь дошла до Николки. Получив команду, он ринулся к полосатому матрацу, но не проткнул чучело штыком, а пробежал мимо.

– Назад! – скомандовал сержант. А затем крикнул: – Коли!

Ситуация повторилась.

– Что здесь происходит? – подошел к ним командир батальона.

– Товарищ капитан, рядовой Завидов отказывается выполнять команду «Коли!», – доложил сержант отделения.

Капитан Зверев внимательно посмотрел на рядового бойца, которого хорошо запомнил по первой встрече.

– В чем дело, боец? Почему не выполняем команду? – строго поинтересовался комбат.

– Я не могу его штыком. Сержант же сказал: представьте, что это человек, – пробубнил Николка, пряча глаза от жесткого взгляда командира. – Я представил, и не смог.

– Человек? – разозлился комбат. – Нет, фашисты, которые убивают наших матерей, детей, жен, отцов, не люди, а звери, ведь они целый город обрекают на голодную смерть…

Комбат говорил, распаляясь все больше. Николка смотрел на него с восхищением, отметив про себя, что все им сказанное очень верно.

– Ты понял, солдат?

– Да, – простодушно кивнул парень.

– Не «да», а «так точно, товарищ капитан», – поправил его комбат и отдал приказ: – Продолжать упражнение!

– Бегом, марш! – раздалась команда сержанта.

Николка с штыком наперевес побежал к полосатому мешку.

– Коли! – крикнул сержант, когда рядовой достиг рубежа.

Николка остановился перед матрацем с занесенным для удара штыком. Подувший ветер, шевельнувший соломенный мешок, создал иллюзию убегающего силуэта, и ему вновь померещился живой человек. Он опустил винтовку.

В строю уголовников раздался смех. Иван сообразил, что Николке грозят большие неприятности. Если не приспособленный к жизни парень попадет в лагерь, он точно пропадет. И Зарецкий поспешил выйти из строя.

– Товарищ капитан, я знаю этого деревенского. Он в детстве тяжело болел, поэтому не все понимает. Можно я объясню ему команду? – попросил Цыган.