Блокадные будни одного района Ленинграда

Исходя из этого, можно предположить, что жители окрестных парку имени 1 Мая улиц и проспектов, проживая среди десятков деревянных опустевших домов и сараев, с проблемами нехватки дров сталкивались гораздо меньше, чем, например, жители улиц вокруг Марсово поля или набережной Фонтанки.

Отрывок из воспоминаний показывает, что это не так.

Ушедший добровольцем в ополчение В.А. Залгаллер, на февраль 1942 г. – связист 167-го артиллерийского полка 85-й стрелковой дивизии, в середине указанного месяца в течение дня побывал в ряде мест города. Занеся в район Торгового порта пакет для жены своего сослуживца, он вместе с ней «на Нарвский проспект повез саночки дров», где проживала его жена [765].

Месяцем ранее сотрудники милиции двух окраинных районах города получили приказ незамедлительно принять под охрану даже боевые оборонительные сооружения тыловых частей Ленинградского фронта, которые (то есть сооружения) к этому времени лишились почти всех своих деревянных частей[766].

В апреле 1942 г. Ю.Е. Давыдову его дядя, завод которого эвакуировали в Нижний Тагил, принес ключи от своей квартиры в доме № 15 на проспекте Стачек:

«Уезжаем на Урал, – вот вам ключи, все, что сможете – перевезите и сожгите, ничего не жалейте.

На детских саночках с Кировской площади были перевезены вся кухонная мебель, столы и стулья, и две огромные бельевые корзины с газетами и журналами.

К большому сожалению, дом был сталинской постройки и имел много встроенных шкафов, которые, понятно, на дрова не пустишь»[767].

В том, что ленинградцы не разбирали пустующие дома самовольно или не вырубали деревья около домов (или в парке 1 Мая), был еще, как назвала это Т.И. Давыдова, этический аспект:

«Если б срубил кто деревья – посчитали бы мародером. Не притрагивались. Нельзя – значит, нельзя».

«Спиленных деревьев в парке 1 Мая не было, не припомню. А зачем их рубить – вокруг полно деревянных домов» (З.П. Кузнецова).

«В первое время блокады дрова брали из сараев. Кончились. Зимой уже не было сил выйти на улицу – и почти не выходили. Стали жечь мебель.

Во дворе дома был яблоневый сад, с песочной площадкой для детей в середине. От нее радиусами расходились аллеи, две – с тополями. И никто ничего не срубил» (Ю.Е. Давыдов).

«Дров не было, пилили мебель, книги, все это шло на растопку печки. Бабушка иногда водила нас в парк им. 1-го Мая собирать ветки»[768].

«Мороз очень сильный. <…> Я ходила пешком[769] к Нарвским воротам, там по длинному Болдыреву переулку, теперь это Промышленная улица, на улицу Калинина к бабушке. Там были деревянные дома. Их ломали на дрова для организаций. Я собирала около этих разобранных домов щепочки, а иногда немного брала у бабушки, клала на санки и ехала обратно (шла)»[770].

Пешком, с санками щепок, Зинаида Николаевна шла на улицу Калинина и обратно, на 3-ю линию Васильевского острова, где она с родителями временно поселилась. Отец работал в Лесном порту, но по болезни не мог уже возвращаться после работы пешком домой. Тогда, чтобы была возможность навещать отца, Зинаида Павловна с мамой переселились к бабушке, на улицу Калинина.

«Если бы мы этого не сделали, то наверняка жизнь наша окончилась бы.