По весне 1942 г.
Решение Исполкома от 2 февраля 1942 г. «Об охране незаселенных жилых ведомственных домов» разрешало районным жилуправлениям увеличить в домохозяйствах штат дворников и ночных сторожей на 2–3 человека[774]
. А как быть с имуществом мобилизованных и эвакуированных, остававшимся в закрытых и опечатанных квартирах деревянных домов, предполагаемых к разборке?В городском исполкоме поднять этот вопрос в первую блокадную зиму никому, видимо, в голову не пришло.
А проблема сохранности личных вещей мобилизованных и эвакуированных не решалась в течение месяцев.
Председатель Ленинского райисполкома своим письмом в городской исполком от 10 августа 1942 г. просил, «в связи с большим количеством переселяемых из деревянных домов и наличия в них имущества эвакуированных и призванных в РККА», «срочно рассмотреть вопрос об организации в районе склада с соответствующим штатом обслуживающего персонала» [775]
.Вновь вернемся к книге Н.А. Манакова.
«Прошла, наконец, зима 1941/42 года, морозы которой доставили столько страданий ленинградцам. Но и с наступлением весны город по-прежнему испытывал нужду в топливе. Возрождающаяся промышленность, электростанции, коммунальные предприятия требовали всё больше топлива. Надо было не только обеспечить потребности в нем, но и создать запасы на вторую блокадную зиму, чтобы избежать повторения топливной катастрофы»[776]
.Надо отдать должное Н.А. Манакову. В отличие от других авторов («топливный голод», «острая нехватка» и т. д.), он называет вещи своими именами: топливная катастрофа
. Правда, среди тех, кому требовалось топливо, не упоминаются собственно жители блокадного города.На заготовку леса в январе-марте 1942 г. направили более 500 человек, проживавших или работавших в Ленинском районе, во Всеволожский и Тихвинский районы и на станцию Борисова Грива[777]
.«Но лес на участках блокадной территории, отведенных для вырубки, подходил к концу. То, что можно было собрать в пригородных лесах, вместе с заготовленным торфом и перевезенным через Ладогу каменным углем по-прежнему не обеспечивало город на предстоящую зиму. Вновь надвигалась угроза топливной катастрофы.
«Угроза пожара», «водоснабжение» – и опять ни слова о ленинградцах. К тому же, как пишет сам Н.А. Манаков, из имевших место за время блокады около 16 тысяч пожаров подавляющее их большинство пришлось на осень 1941 и первые месяцы 1942 гг[779]
.Март 1942 г., ночь.