Блокадные будни одного района Ленинграда

24 августа 1941 г. Исполком своим решением «О часах торговли и времени закрытия торговых предприятий и предприятий общественного питания» установил, что хлебобулочные и продовольственные магазины, павильоны, ларьки и палатки начинают работу в 7 утра и закрываются в 21 час. Специализированные винные магазины работают с 9 часов до 20 часов. Торговля продовольственными товарами на колхозных ранках осуществляется с 7 утра до 18 часов, пивные и «американки» принимают посетителей с 7 часов утра до 20 часов, промтоварные магазины – с 11 утра до 20 часов. Уличная торговая сеть по торговле табачными изделиям и квасом разрешалась с 7 утра до 21 часа. Приложением к решению утверждался список дежурных продовольственных магазинов. Среди них самый ближайший к площади Стачек – на Турбинной улице, 6 и на Обводном канале, 142[480].

В Кировском районе по решению райисполкома «открылась чайная. В чайной была организована продажа горячего чая, конфект и хлеба. Однако в этом числе имели место большие недостатки: не хватало кипятка, чайная закрывалась раньше установленного времени» (из отчетного документа, 1941 г.)[481].

«Через месяц-полтора[482]наше настроение изменилось. С полок магазинов исчезли продукты. Моя мать работала в керосиновой лавке и сумела в продовольственном магазине достать полпуда муки. А бабушка как раз приехала из-под Луги, где она, как и многие ленинградцы, рыла траншеи и где их основательно разбомбили немцы. Бабушка, а ей было чуть больше 50 лет, не побежала, как все, по полю, а пересидела в траншее. Она видела, как на поле убило корову. Пересидев налет, бабушка вышла на дорогу и остановила случайный грузовик, направлявшийся в Ленинград. Она уговорила водителя забрать убитую корову с собой. В Ленинграде ввели карточную систему, но голода еще не было. Бабушка привезла довольно много мяса. По радио передавали, чтобы люди не паниковали, что продуктов в городе запасено на несколько лет. А кто будет создавать запасы, искусственно создавая дефицит, тот будет караться по всей строгости военного времени. Вечером пришел с работы отец и приказал немедленно использовать мясо и муку, он не хочет иметь дело с органами. Что делать? Мать напекла пирогов с мясом и натушила много мяса. Объедались не только мы, но и соседи. А кошки, обожравшись мяса, рычали. Вскоре резко упали нормы выдачи по карточкам. Мать кляла отца. Но настоящего голода мы еще не ощущали»[483].

«Но самое страшное – разбомбили Бадаевские склады. Они долго горели, сгорела мука, сахар, крупы. Мы с папой ездили на пожарище, копали землю, кипятили и пили сладкую воду. Мы жили на углу проспекта Газа и Нарвского проспекта»[484].

«Живой легендой нашей семьи был старший и единственный сын моего деда Мойкин Борис Николаевич. <…> В тридцать восьмом „Кировский завод“, где он работал <…> выдал ему двухкомнатную квартиру, на проспекте Стачек, как раз напротив памятника Кирову[485]. В 1940 году он был назначен директором завода подъемно-транспортного оборудования им. Кирова (ПТО им. Кирова)[486].