Блокадные будни одного района Ленинграда

В первые сентябрьские дни 1941 г. началось выселение граждан, проживавших на территории от района Автова вплоть до улицы Возрождения. Сотни деревянных домов в Автове-I, Алексеевке, Вологодско-Ямской слободе, по проспекту Стачек опустели. Аналогичная ситуация была в южной части Московского района. Пустели деревянные жилые дома в Кировском и Ленинском районах в связи с мобилизацией, эвакуацией, гибелью или смертью жильцов. А совместное решение Исполкома и горкома ВКП(б), разрешавшее разборку деревянных домов, последовало только 24 декабря 1941 г. Или считали, что в случае начала уличных боев в Ленинграде деревянные дома послужат хоть кратковременными, но огневыми точками? Или у руководителей города преобладало, не убывая, то оптимистическое чувство, которое (очень точно) выразила в своем блокадном дневнике Елена Мухина за 21ноября 1941 г.: «Все говорят, и радио только об этом и говорят, что скоро мы отбросим врага от Ленинграда, что теперь осталось недолго. А как враг будет отброшен, в Ленинград прихлынут живительные потоки продовольствия»[694].

Проще говоря, насколько своевременным было решение о начале разборки деревянных домов на дрова в первые месяцы блокады? Или, как водится, спохватились, когда весь город в буквальном смысле замерз?

Насколько оказались подспорьем для отопления жилых помещений ленинградцев (прежде всего – их) дрова, полученные в результате разборки домов?

Неужели никого до 10 декабря 1941 г., кроме главного архитектора города, не осенило (выражение самого Н.В. Баранова) начать разборку деревянных строений в парках отдыха и на опустевших от жильцов прифронтовых улицах?

Как и положено, в начале исследования тех или иных вопросов я ознакомился с изданными источниками. И прежде всего с некоторыми публикациями и исследованиями последних лет, полагая, что в них смогу найти если не «новое прочтение» проблем топливного обеспечения блокадного Ленинграда, то хотя бы ранее не известные факты.

Лучше бы не знакомился.

Два примера.

Открываем книгу «Блокада. Трагедия Ленинграда». По тексту – декабрь 1941 г. Читаем: «Почти месяц ленинградцы обогревали свои промерзшие квартиры (а в конце октября, в ноябре? – В. Х.), превращая в дрова книги и мебель. И вот наконец Ленинградский горисполком разрешил разбирать на дрова деревянные дома и другие строения.

Сбор дров превратился для замерзающих ленинградцев в одно из главных повседневных занятий (хорошо, что не написали хобби. – В. Х.). Горожане ежедневно выходили на улицы города с топориками (? – В. Х.) и ножами, чтобы набрать доски и щепу для домашних печек. За время блокады на дрова было разобрано 9192 деревянных домов»[695].

Согласование окончаний слов деревянных и домов оставлено по тексту.

У неискушенного читателя, прочитавшего вышеприведенное, возникает следующая картина. Ленгорисполком все не решался, оттягивал, просчитывал альтернативные разрешению разбирать дома варианты, пребывал в сомнениях, но, наконец, все же решился. И вот «замерзающие ленинградцы» с кухонными топориками и ножами строгают доставленные на улицы города бревна и охапками набирают доски.

Как авторы-составители высчитали количество разобранных домов с такой точностью, не ясно. Сноска на первоисточник не приведена.

Чтение автореферата кандидатской диссертации[696], содержательная часть которого исполнена в лексике газетных передовиц восьмидесятилетней давности, я закончил на фразе: «Все попытки врага морально и психологически разоружить ленинградцев не достигли поставленной цели» [697].

Государственной и партийной деятельности П.С. Попкова посвящена диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук[698].

Соискатель начинает параграф 3.2.5. «Изыскание топливных ресурсов, мероприятия по улучшению жилищно-коммунальной сферы городского хозяйства Ленинграда» главы «Руководство Ленгорисполкомом в условиях блокады» так: «В блокированном Ленинграде многое делалось и для маленьких жителей города. В тяжелых военных условиях Ленгорисполком организовывал детские новогодние елки…»[699].

Далее автор пишет: «Городское руководство только к середине 1942 г. перешло к осознанному планированию»[700]. То есть, по логике, до указанной даты руководство городом осуществлялось хаотично и неосознанно (или бессознательно). Хотя, если вдуматься, рациональное зерно здесь есть.

Встрече П.С. Попкова с главным архитектором Ленинграда Н.В. Барановым 10 декабря 1941 г. посвящены в диссертации три предложения, во втором сказано: «Было решено разобрать на дрова те незврачные постройки, которые не вписывались в Генеральный план, а также поврежденные сооружения, признанные нецелесообразными для восстановления»[701].