Блокадный дневник Лены Мухиной

Мы, понятно, все выскочили. Смотрим, впереди, в поле, пылают три гигантских костра и густой черный дым поднимается вверх. Это действительно горели 3 самолета. Как потом оказалось, один из них – наш истребитель, 2 другие – немецкие бомбардировщики. Целую ночь пылали эти три необыкновенных костра. И еще утром слегка дымились их останки. Так кончилось наше спокойствие. А дня через 4 мы уже привыкли ко всему: над нашими головами происходили воздушные бои, как бешеные крутились самолеты, на разные лады трещали пулеметные очереди. Над нашими головами со свистом проносятся снаряды зениток, и видно, как они разрываются в вышине: сперва огненная вспышка, а потом белое легкое облачко, очень похожее на раскрытый парашют. Потом это облачко постепенно растаивает. Зенитки стреляют на разные лады: одни грохочут, другие рявкают, третьи бухают. Иногда начинается такой концерт зениток, что прямо страшно становится. Местность оглашается оглушительным громом и грохотом, это все пронизывает новый звук, высокий, пронзительный свист, это свистят снаряды. Бух, бух – фю-ють. Трах, бух – фю-ють. Бах, бух, бах – фю-ють.

И ко всему этому присоединяется едва слышный, но настойчивый и зловещий гул вражеских самолетов. Они едва видны, эти вражеские самолеты. Обыкновенно это маленькие белые точки в чистом голубом небе и черные точки на фоне облаков. Вот они, враги, 9 штук. Зенитки неистовствуют, а они летят, летят настойчиво, летят упорно, летят туда, где в голубой дымке раскинулся родной Ленинград. Неужели зенитки их не достают? Но нет. Вот девятка рассредотачивается на звенья. Они поворачивают в сторону, они забирают еще выше, они прячутся за облачка, они уходят к солнцу. Вдруг один из них стал отставать от своего звена, ясно слышно: мотор дает перебои, все ниже и ниже спускается он. Его обступили вспышки взрывов, на месте которых тотчас же появляются белые облачка. Вдруг за самолетом появилось серое облачко. Оно неотступно следует за ним.

– Загорелся, смотрите, загорелся! – кричат рядом.

– Где?

– Да вон, видишь серое облачко за ним.

– Вижу. Так это разве загорелся?

– Ну, конечно.

Я опять ловлю глазами гибнущий самолет. Он спускается, хотя очень отлого, но спускается. Серое облачко увеличилось в размерах. Сейчас он плавно зайдет за холм. Но что это, он накренился и почти по вертикали исчез за холмом.

– Готово! – сказал кто-то.

Сейчас я буду писать из далекого прошлого. Когда я ездила с жактом на ст. Тарковичи, я проработала там три дня. Работали мы с 6-ти вечера до 6-ти утра. Как это было мучительно. Под конец я совершенно обессилевала. Сил хватало только-только, чтоб дотащиться домой. Мы еле держались на ногах, голова кружится. Целый день потом до 6-ти часов вечера лежали мы на голых досках совершенно обессилевшие. Мы так уставали, что не успевали набраться сил до новой работы. Да и где взять силы. Нас же почти не кормили. Первый день нам вообще ничего не дали. На второй день каждому дали по 100 гр. хлеба и часа в три котелок пшенной каши. Но что это была за каша. Хотя я была очень голодна, но я с трудом проглатывала ее, делая огромное усилие, чтобы меня не вырвало.

В этот же день к нам приплыла баржа с продуктами. И в 5 часов нам раздали по 50 гр. колбасы и по 100 гр. сыра и хлеба. На барже также продавали пирожки с мясом, консервы «горох с мясом» и большое-большое количество бутылок с лимонадом. Но это все на деньги.

Наступил 4 день моего копания. Я, как пришли с работы, улеглась на доски, завернулась в одеяло, и через минуту я уже спала мертвым сном. Потом я полупроснулась и слышу тихие голоса:

– Бригадир просил составить список 16-тилетних. Кажется, их домой собираются отсылать.

Какая-то женщина сказала: «Да, это было бы правильно. А то они совсем измучились, бедные».

Услышав это, я окончательно проснулась и приподнялась на локте. Зоя уже составляла список, в который внесли и меня. Я боялась первое время, что я сплю. Я не верила своим ушам. Я так боялась, что вдруг они раздумают отсылать нас домой. На всех нас смотрели с завистью.

– Девочки, какие вы счастливые, уезжаете, – говорили нам наперебой.

Особенно досадовала одна 17-тилетняя девушка: «Господи, почему мне не 16 лет».

– Дорогие, – говорила одна женщина, – а когда же мы увидим снова Ленинград. А может, и совсем не увидим.

Я лежала и думала. Неужели судьба надо мной смиловалась. Неужели я вырвусь из этого ада.

Пришел бригадир, никогда я его не забуду, это такой замечательный человек, так вот он к нам пришел и говорит, было уже около 6-ти:

– Вы, девочки, собирайте свои вещи и идите вот с этим списком к штабу, я потом к вам приду. А мы, – обратился он к остальным, – пойдем с вами, товарищи, на работу.

– Когда же мы-то поедем?

– Не знаю, ничего не знаю, товарищи. Только знаю одно, чем мы скорей сделаем, тем скорей и поедем.

Мы быстро собрались, простились со всеми. Как нам завидовали, трудно сказать.