Блокадный дневник Лены Мухиной

Сегодня целый день время от времени раздавались одиночные выстрелы. Сегодня я пошла к Люсе. Как у ней скучно. Она ни о чем первая не заговаривает. То ли дело Тамара. Правда, когда я Тамару мало знала, она тоже казалась мне скучной, малоразговорчивой. Но теперь, когда мы так сблизились, мы болтаем все время, не выискивая специально темы для разговора. Но Люсю я знаю хорошо. Просто она по натуре такая. Нет, Тамара, вот кто настоящий друг. Когда вчера вечером мы подошли с ней к моему дому, я ей откровенно призналась:

– Тамарочка, когда мы с тобой опять встретимся. Ведь ты у меня единственная.

– И ты у меня тоже единственная.

– Ну как же, а Надя, а Лева?

– Ну, Надю я совсем не вижу, а Лева – это так только. Я ему совсем и не нужна. Он теперь занимается в своем техникуме.

– Ты давно его не видела?

– Да, с 31-ого. Я теперь ни за что первая не буду напрашиваться. А то потом еще раскаиваться придется.

Тамара засмеялась.

– Не правда ли, как глупо так говорить, – сказала она. – Знаешь, – продолжала она, – может быть, я ему совсем и не нужна. Может, он только из-за вежливости говорит мне каждый раз перед моим уходом, чтобы я опять приходила.

– Да нет, Тамара. Просто он хорошо к тебе относится и ему приятно, когда ты к нему приходишь.

– Да нет. Просто ему было скучно. А теперь он занимается, ему не скучно. Вот уже сколько времени прошло, а он не звонит мне. Конечно, придти ко. мне он не придет, но позвонить он мог бы, если [бы] захотел. Значит, не хочет.

– Ну что ты, Тамара!

– Что ты, что ты. Когда он захотел, позвонил мне. Попросил придти. Мы тогда с ним в кино пошли.

– Ну, так он тебе звонил. Так в чем же дело?

– Звонил. А только когда. Когда я приехала.

– Ну, так у тебя хоть это. А у меня и этого нет. Тамара не обратила особого внимания на эти слова.

А в них я заключила многое. Вот у Тамары есть настоящий товарищ. Товарищ, так как он захотел увидеть Тамару, он ей позвонил, он ее позвал.

У меня есть тоже так называемый «товарищ». Но какой он мне товарищ, если он даже забыл о моем существовании. Мы так давно не виделись, и его это даже не беспокоит. Такие люди не называются товарищами. У него нет телефона, хорошо, он мог бы передать записку мне через Тамару. Пригласить меня к себе или самому придти. А зачем он так просто удерживает за собой звание «товарища».

Мое мнение такое: или отрекись от этого звания, или будь достоин его. Слово товарищ – это не пустой звук. И он обязывает [к] кое-чему.

7-ого [сентября]

Сегодня МЮД[39]. Всеобщий воскресник. Мама тоже работает. По радио сегодня транслировали митинг женщин из Москвы. Я слышала взволнованные голоса Барсовой, Марины Расковой, Долорес Ибаррури[40], немецкой писательницы, румынской женщины и многих других.

Глубоко волнующие слова!

Говорят, что вчера в 12 часов вечера на Старом Невском были сброшены бомбы, которые разрушили 3 здания[41]. Пока я жива, а что будет дальше – неизвестно.

8-ого сентября

С утра была небольшая воздушная тревога. Вчера я дочитала книгу Водовозовой «История одного детства»[42]. Люся дала мне книгу – роман Густава Эмара « Курумилла»[43].

Сегодня, как всегда, мама пришла в 7 часов. Она принесла помидоры, капусту, и мы сели обедать. Не успели мы съесть и 3-ех ложек, как завыла зловеще сирена. Мы продолжали спокойно есть, только приоткрыли слегка окно. Но не успели мы и 2-ух ложек съесть, как послышались первые залпы зениток, потом еще и еще и все ближе и ближе, потом что-то застрекотало. И наконец больше оставаться в комнате было невозможно. Мама побежала узнать, в чем дело. У меня глаза от страха расширились, я вскочила как ужаленная, потому что творилось что-то непонятное, был такой грохот, шум, что казалось, что само небо раскалывается. Я уже подумала, что рвутся бомбы, что наступил конец. Я схватила пальто, дрожащими руками стала его натягивать, нахлобучила берет и помчалась в бомбоубежище. По лестнице горохом сыпались люди, одни в охапку тащат детей, другие тянут старух. А на улице что-то творится, какое-то страшное. У меня в голове только одно: скорей вниз, там спасенье.

В бомбоубежище полно народу. Кое-как мы протолкались во 2-ую комнату и там сели. А за стеной все грохотало и гремело, несмотря на то что в бомбоубежище было очень шумно.