Блокадный пасьянс

В документах блокадного времени печки, о которых пишет Буров, назывались «времянками». Но в обиходе все ленинградцы называли их «буржуйками». Печки изготавливались из кровельного железа, вначале самостийно, а с декабря уже и промышленным способом. В основании они не имели кирпичей, поэтому давали тепло до тех пор, пока в них что-нибудь горело. Тем не менее, буржуйки спасли жизнь многих ленинградцев. К сожалению, они являлись также причиной многочисленных пожаров. Поэт и автор-исполнитель песен Александр Городницкий рассказал в документальном телефильме «Дети блокады»,[95] как от неосторожного обращения с огнём сгорел в феврале 1942 года многоэтажный дом № 38 на 7-й линии Васильевского острова, в котором проживали десятки семей, в том числе и он сам с родителями. Городницкому тогда было восемь лет. Блокаду он запомнил на всю жизнь, эта тема – центральная в его выступлениях.

Страшно читать строчки, написанные Скрябиной про уход из жизни человека. В декабре 1941 года люди из-за голода дошли до полного безумия, еда поглощала все мысли. Находясь в «полутрупном состоянии», без пяти минут мертвецы находили в еде последнюю радость жизни.

Петербургский историк Сергей Яров приводит в книге «Блокадная этика» отрывки из дневника человека, ослабленного недоеданием. Но голодом это ещё нельзя было назвать. Его чувства отличались от тех, кто дошёл до стадии дистрофии и буквально умирал от истощения. Автору этого дневника, бывшему райкомовскому работнику, удалось прикрепиться на питание в ясли в качестве инспектора детских заведений. Он не скрывал радости от своей удачи, отметив, что это значительно лучше, чем питание в столовой райкома. Яров, исследуя данный эпизод, делает примечательный вывод: он не мог не понимать, что, угощая его, воспитатели брали хлеб голодных детей. Но он не считал это воровством или низким для себя поступком, поскольку рассуждал, что не силой отбирал эту еду, а ему сами её давали. Яров дальше обобщает: человек сочувствует горю других, но отстранённо. Его собственная жизнь ему важнее.

27 декабря 1941 года, суббота, 189-й день войны

Лееб:

Бои за Волхов можно сравнить по значению с обороной крепости. Кириши, ставшие опорным пунктом, также укреплены силами 1-го армейского корпуса, которому удалось оторваться от противника и занять полосу обороны в этом районе. Остаётся только надеяться, что дивизии, входящие в состав корпуса, способны защитить себя от сильного мороза.

В полосе обороны 18-й армии также отражены все атаки противника. Таким образом, на всём фронте достигнута определённая стабильность.

Буров:

Принято постановление об упорядочении работы бань и прачечных и организации стационаров для ослабевших жителей: городской стационар на 400 мест, районные – на 200–300 мест каждый. Впоследствии в Ленинграде действовало 109 стационаров. Они спасли жизнь многим тысячам ленинградцев.

Голод причиняет людям страдания и уносит тысячи жизней. 27 декабря умер академик Сергей Александрович Жебелев, известный своими работами по истории Афин эллинской эпохи.

На Ладоге дела ухудшились. 27 декабря удалось доставить в Ленинград только 774 тонны продовольствия. Пурга заметает ледовую дорогу.

Скрябина:

Уже два дня мёртвая Каролина лежит на своей постели – хоронить некому. Как ни старались вызвать её родственников, они не приходят. Милиция и домоуправление не успевают убирать покойников. Что же станет с нашим городом, если смертность будет расти?

Люди стоят в очередях угрюмо и молча. Не слышно даже обычной перебранки. Все ослабели, отупели, устали настолько, что стали совершенно равнодушными ко всему, что может с ними случиться.

Автор:

Об академике Жебелеве написал не только Буров. Сотрудник Эрмитажа А. Болдырев пометил в своём дневнике: «На улице сделалось плохо академику С. А. Жебелеву. Говорили, что даже умер, но это, кажется, неверно (Жебелев умер только через несколько дней). Странно, ведь академиков, кажется, подпитывают». Странного на самом деле тут ничего не было. Несмотря на то, что академик Желебов являлся крупнейшим историком античного мира, переводчиком произведений Аристотеля и Платона, он не входил в число лиц, наделённых так называемым литерным пайком. Он не был членом партии, не умел ловчить и выкручиваться. Поэтому его смерть в блокадную зиму 1941 года стала закономерной. Сам Болдырев выжил благодаря тому, что правдами и неправдами умудрялся иногда получать тройной паёк, о чём также написал в своём дневнике.