Блондинка. Том I

— Подождите Мышку! — так кричала Флис подружкам, и они терпеливо дожидались Норму Джин, самую младшую, самую маленькую и робкую из всей компании. — Давай, Мышка, быстрей, пошевеливай своей хорошенькой круглой попкой!

Возможно, длинноногая смуглокожая Флис с узким злым ртом, жесткими темными волосами и беспокойными ярко-зелеными глазами благоволила к Норме Джин просто из жалости, а может, испытывала к ней некое подобие сестринских чувств, хотя порой и срывала на ней раздражение. Должно быть, Норма Джин просто напоминала ей покойную малышку сестру, чьи мозги так картинно размазались по стенке — «ну прямо так и полезли, как семечки из дыни». Флис стала первой защитницей Нормы Джин в приюте, уже потом к ней присоединилась Дебра Мэй. Впоследствии именно с Деброй со страхом и оттенком трепетного благоговения вспоминала Норма Джин эту Флис. Потому что с этой Флис никогда не знаешь, как она себя поведет, никогда не знаешь, какие жестокие и грубые слова могут сорваться с ее губ. Или когда ее руки, быстрые, как у боксера, вдруг взлетят вверх — то ли для того, чтобы ударить, то ли привлечь внимание, как привлекает внимание восклицательный знак в конце предложения. Ибо именно Флис удалось выбить из Нормы Джин первые несколько слов, которые бедняжка произнесла, заикаясь и запинаясь, почувствовав нечто вроде доверия к этой большой девочке:

— Вообще-то никакая я не сирота. Моя м-мама в больнице. У меня есть мама, и есть п-папа, мой папа живет в большом особняке на Беверли-Хиллз.

В ответ на что Флис расхохоталась ей прямо в лицо и так сильно ущипнула за руку, что на бледно-восковой коже Нормы Джин остался маленький красный отпечаток, как от поцелуя взасос.

— Вот дерьмо! Врешь! Твои мать и отец умерли, как у всех остальных. Все умерли!

Дары волхвов

Вечером накануне сочельника они пришли.

И принесли дары сиротам лос-анджелесского приюта. Принесли две дюжины уже ощипанных индеек к рождественскому обеду и совершенно великолепную елку высотой не меньше двенадцати футов. И эльфы, помощники Санта-Клауса, установили ее в зале для приемов сиротского дома, и тоскливо пахнущее плесенью и запустением помещение тут же чудесно преобразилось, засияло, засверкало красотой. Дерево было такое высокое, такое пушистое, сверкающее, живое; от него даже издали пахло лесом, острым возбуждающим запахом свободы и тайны. Елка сверкала стеклянными игрушками и гирляндами, а на самой верхней ветке примостился белокурый ангелок с глазами, возведенными к небесам, и молитвенно сложенными ручками.

А под деревом — целые горы подарков в ярких веселых обертках!

И вокруг — море света. И звуки рождественских песенок, усиленных динамиком, что установлен на грузовике у входа: «Ночь тиха», «Мы, три короля», «Украсим нашу комнату». Музыка грянула внезапно и так громко, что сердце сразу же забилось в том же ритме.

Дети постарше уже знали, им выпало такое счастье в прошлое Рождество. А те, кто помладше, и новенькие смотрели удивленно, зачарованно, даже испуганно.

Тихо! Тихо! Встаньте в строй!И дети вышли из обеденного зала, где их после ужина заставили прождать больше часа без всяких объяснений, вышли, построившись парами. Нет, на учебную пожарную тревогу что-то не похоже, да и для игр, пожалуй, слишком поздно. Норма Джин пребывала в смятении, дети оттеснили, оттолкнули ее в самый задний ряд: что случилось? кто это там? И тут вдруг она увидела в дальнем конце комнаты, на возвышении нечто, поразившее ее до глубины души. Красивого темноволосого Принца и белокурую красавицу Принцессу!

Здесь, в лос-анджелесском сиротском приюте!

Сперва я подумала: они пришли за мной. Только за мной!

Вокруг крики, громкие голоса, возбужденный смех. Весело гремит рождественская музыка, и дыхание становится учащенным, чтобы поспеть за ее бешеным ритмом. И повсюду ослепительные вспышки света — это прибыла целая команда операторов, снимать великое событие. Снимать, как королевская чета будет раздавать подарки нуждающимся. И фотографов налетела целая туча, и все они с камерами со вспышками и норовят протолкнуться вперед. Занять удобное местечко. И важная, солидная директриса сиротского дома, доктор Эдит Миттельштадт, принимает от Принца и Принцессы сертификат о вручении подарков, и на ее красном лице, высвеченном вспышкой, возникает застенчивая, не отрепетированная улыбка. А Принц с Принцессой, стоящие по обе стороны от этой пожилой женщины, улыбаются красивыми отрепетированными улыбками. И на них хочется смотреть и смотреть, и просто глаз оторвать невозможно.

— При-вет, дети! Счастливого вам Рождества, дети! — выкрикивает Темный Принц и поднимает руки в перчатках, точно благословляющий паству священник. А Прекрасная Принцесса восклицает:

— Веселого вам Рождества, дорогие дети! Мы любим вас!

И этим ее словам, похоже, поверили, и в ответ раздается восторженный и восхищенный рев.