— Эй, а где же все эти твои агенты социальной безопасности, которые должны ходить по пятам? — Потому, что вдруг поняла: эти люди в штатском, офицеры, должны быть где-то поблизости, рядом с нашей кабинкой для переодевания, должны наверняка дежурить у двери. И тут вдруг меня так и обдало волной стыда. Оставалось лишь надеяться, что они не слишком прислушивались или — еще того хуже — не подглядывали за нами с помощью какого-нибудь особого приспособления. Как иногда подглядывают за мной в моем доме, даже через опущенные жалюзи; а в спальне у меня есть еще и черные шторы, они накрепко приторочены к оконным рамам. (Нет, я точно знаю, что за мной следят, а мой телефон прослушивается.)
Тут он засмеялся и сказал:
— Ты, наверное, имеешь в виду агентов секретной службы, МЭРИЛИН? — И тут оба мы расхохотались, и долго еще смеялись пьяным смехом. И я была девушкой из Северной Каролины, которая плевать хотела на все приличия и ржет от души, как какая-нибудь неотесанная деревенщина. О, до чего же нам было хорошо вместе! Самый напряженный момент миновал, словно его и не было вовсе, и я уже стала забывать те грязные словечки, которыми он меня обзывал, мой Принц. И скоро, буквально наутро, я забуду их совсем и буду вспоминать только поцелуи. И еще — то беглое и мимолетное, как пламя вспыхнувшей спички, сладчайшее ощущение наслаждения, как обещание будущего.
Мой Принц сказал:
— Знаешь, МЭРИЛИН, ты совершенно замечательная, забавная и странная женщина, правду говорили, что ум у тебя быстрый. Просто фан-тас-тика! — (А сам тем временем облизывал языком мои груди, соски, и было очень щекотно.) И тогда я сказала:
— О, мистер Президент, знаете что? Я ведь сама сочиняю свои реплики.
А он пробормотал в ответ:
— М-м-м! Самые лучшие твои реплики в шоу-бизнесе, МЭРИЛИН.
И тогда я, запустив пальцы в его густые волосы, сказала:
— Можете называть меня Нормой Джин. Этим именем зовут меня люди, которые действительно хорошо знают меня.
И он ответил:
— Знаешь, как я буду называть тебя, детка, когда представится очередной случай?
И я сказала:
— Мой Pronto! Тогда я и тебя буду тоже так называть.
В кабинке горела лишь одна тусклая лампочка. И пахло сыростью. А в маленьком окошке, через щель в жалюзи, я разглядела кусочек луны. Или то был отблеск воды, играющий на пальмовой ветви возле бассейна? Ночь в пустыне!.. И мне вдруг показалось, что я снова в Неваде, что я — Рослин Тейбор, влюбленная в Кларка Гейбла, который так скоро умрет, и что меня тошнит от чувства вины, потому что я замужем за человеком, которого больше не люблю. Нет, пьяной я не была, но как-то не совсем понимала, где нахожусь. Где буду спать этой ночью и с кем. Или же снова буду одна? И как мне теперь добираться домой. Обратно, в Лос-Анджелес, Город из Песка, в Брентвуд, до дома под номером 12305 по Пятой Хелена-драйв. Потому что всегда преследует этот жуткий страх: как добраться до дома, даже если ты знаешь, где он, твой дом…
Тем временем Принц торопливо вытирал полотенцем у себя между ног и говорил, что очень надеется увидеть меня снова, что уезжает из Палм-Спрингз pronto, завтра же, рано утром, что должен вернуться в Вашингтон, но непременно со мной свяжется. И я спросила:
— Хотите записать мой незарегистрированный номер телефона, мистер Президент? — И он засмеялся и ответил:
— Незарегистрированных номеров просто не существует, МЭРИЛИН.
И тогда я намекнула тихо и скромно, как какая-нибудь школьница, что могу, если он того захочет, полететь на восток, ваше желание для меня приказ, мистер Президент, шутливо добавила я, целуя его разгоряченное лицо. И сразу поняла: ему это понравилось. И он сказал, что билет в первом классе мне будет обеспечен и что мы можем встретиться на Манхэттене, в одной гостинице, и еще сказал, что приезжал в Калифорнию встретиться с организаторами какого-то там фонда и что у его шурина есть пляжный домик в Малибу. И я сказала:
— О, это было бы просто з-замечательно, я буду очень рада.
Что сказал дальше мой Принц — секрет. Никогда никому не скажу.
Он взял мое лицо в ладони (о, я так надеялась, что кажусь ему в этот момент красивой, а не потной, с размазанным по всему лицу гримом и прилипшими ко лбу волосами, как было на самом деле) и заговорил, искренне и пылко, от всего сердца. Как всегда говорил, выступая на публике, за что все мы безумно его любили. А сказал он вот что:
— Знаешь, МЭРИЛИН, в тебе есть то, чего нет ни в одной женщине. Такой женщины я еще не знал. Ты так живо откликаешься на каждое прикосновение. Один выдох — и тебя можно разжечь или загасить, как пламя. Ты открыта даже обиде и боли! Порой даже кажется, ты нарочно открываешься, чтобы тебе причинили боль, таких женщин я еще не знал, МЭРИЛИН. Ничего общего с экранным образом или твоими снимками. Там не показана твоя настоящая душа, которую я узнал сегодня ночью.
Один прощальный поцелуй — и мой Принц исчез.