Блондинка. Том II

Атмосфера в Граумане царила самая оживленная и праздничная. Впрочем, успех картины «Джентльмены предпочитают блондинок» был вполне предсказуем. И она не стала открытием в отличие от «Асфальтовых джунглей» или «Входить без стука», или же «Ниагары» — фильмов, оскорблявших чувства определенной категории зрителей и специально рассчитанных на это.

«Джентльмены предпочитают блондинок» была картиной, заранее обреченной на самый широкий успех, претенциозной, показушной, дорогой — триумф вульгарности и дурного тона, произведением в чисто американском аляповатом стиле, прославляющем победу. Успех был неизбежен, и билеты на нее уже начали продаваться в тысячах кинотеатров по всей стране, и создатели фильма рассчитывали сколотить на нем многие миллионы.

— О Боже, неужели это я? — пропищала Блондинка Актриса, взирая на гигантскую и роскошную женщину-куклу, возникшую на экране, и крепко сжала руки мистера Зет и мистера Д. О, это барабанное биение пульса в крови, вызванное волшебной таблеткой!.. По правде говоря, она сама не понимала, какие чувства испытывает сейчас, да и испытывает ли вообще.

Шедший на Бродвее спектакль «Джентльмены предпочитают блондинок» был по сути своей набором отдельных музыкальных и танцевальных номеров, а вовсе не мюзиклом. Сюжет в фильме был покрепче, но ненамного; впрочем, дело было совсем не в сюжете. Получив сценарий, Норма Джин была просто шокирована примитивностью и бесцветностью своей героини. Ей хотелось, чтобы у Лорелей Ли было больше диалогов, хотелось изменить ее характер, придать новый поворот или отгенок тем или иным ее поступкам, возможно даже — глубину. Но ей, разумеется, не позволили. Она завидовала более «взрослой» и умной роли Дороти, но ей говорили:

— Послушай, Мэрилин, ты же у нас блондинка. Ты — Лорелей.

Блондинка Актриса смотрела фильм, и улыбка на ее лице начала увядать. Эйфория проходила. Ей уже не хотелось думать, что где-то в зале среди зрителей находится ее отец. И о том, что он подумает. Хорошенькая пустышка и вертихвостка Лорелей Ли и ее близняшка-брюнетка, ее друг и наставница Дороти мололи какую-то сентиментальную бредятину и вызывающе шевелили своими роскошными телесами. «Маленькая девушка из Литтл-Рока». О, что, если отец уже выскользнул из кинотеатра, так и не заговорив с ней? Что, если он, содрогаясь от отвращения (которое было вполне оправданным), вообще раздумал встречаться с Нормой Джин, своей дочерью?..

— О, папа! Это существо на экране, это совсем не я.

Как странно! Публика незамедлительно возлюбила Лорелей Ли. И Дороти им тоже понравилась — Джейн Рассел была просто прелестна, тепла, привлекательна, добра и забавна. Но ей, совершенно очевидно, предпочли Лорелей Ли. Почему? Все эти восхищенные улыбающиеся лица… Да просто потому, что Мэрилин Монро была победительницей. А все, как известно, любят только победителей.

Какая все же ирония крылась во всем этом. Ведь все эти люди прекрасно знали: никакой Мэрилин не существовало.

Я не могу провалиться. Просто не имею права. Если провалюсь, умру!Секрет Мэрилин, которого никто не знал. Ее наказанием стала постоянная пульсирующая боль в нижней части живота. Сначала сильнейшее кровотечение (она не возмущалась, она этого заслуживала), затем более медленная и умеренная потеря крови — из ее матки, как слезы, сочилась по капелькам горячая влага. Слава Богу, никто не видит. Это ее кара.Она душилась безумно дорогими французскими духами, которые ей кто-то подарил. Пошатываясь, шла с репетиций и съемок в гримерную и пряталась там, и страшно боялась, что рано или поздно умрет от кровотечения. Пусть думают о ней как о темпераментнойженщине; все звезды, все знаменитые актеры и актрисы таковы. Не это самое страшное. Чего стоили ей бессонные блуждания по ночам (когда она была одна, когда Бывшего Спортсмена не было рядом) — действие кодеина заканчивалось, и боли начинали терзать с новой силой. Я создам Лорелей Ли из этой боли.И она сделала это. То было величайшим достижением Нормы Джин, но никто из собравшейся на премьере публики не знал этого, даже не догадывался. А может, они просто не желали знать.

Доктор Боб, посвященный во все подробности Операции, знавший в том числе и об истерике, случившейся с Блондинкой Актрисой в клинике, проявил максимум сочувствия и доброты. Выписал ей таблетки кодеина против «реальной и воображаемой» боли, а также бензедрин — для «прилива энергии» и нембутал, способствующий «глубокому сну без сновидений». И все время повторял при этом в стиле Джимми Стюарта:

— Считайте меня своим самым близким другом, Мэрилин. В этом мире и следующем.

Блондинка Актриса смеялась, но душу ее терзал страх.

Он знает меня. Вдоль и поперек. И изнутри.