Блондинка в бетоне

Она немного помолчала.

– Зачем ты так поступаешь, Гарри? Рассказываешь мне об одном и умалчиваешь об остальном. В некоторых отношениях мы так близки, а в других… Ты рассказываешь мне о типе, которого ты сбил с ног, но молчишь о себе. Что я знаю о тебе, о твоем прошлом? Я хочу ясности, Гарри, а иначе скоро мы начнем унижать друг друга. Когда-то у меня именно этим и кончилось.

Кивнув, Босх опустил взгляд. Чересчур занятый другими мыслями, он не знал, что ей ответить.

– Хочешь полной ясности? – наконец спросил он.

– Конечно.

Она вернулась к своим сочинениям, а он отправился готовить ужин.

Когда они кончили ужинать и Сильвия снова устроилась за столом в гостиной, Босх положил на кухонный стол свой портфель и достал оттуда синие книги по убийствам. На столе стояла бутылка вина, но сигарет поблизости не было. Дома он никогда не курил – по крайней мере пока Сильвия не спала.

Раскрыв первую папку, он разложил по столу материалы на каждую из одиннадцати жертв. Затем, держа в руке бутылку, встал, чтобы можно было видеть всё сразу. Каждый раздел начинался фотографией останков жертвы, сделанной на месте убийства. Сейчас перед ним лежали одиннадцать таких фотографий. Немного поразмыслив над этими делами, Босх прошел в спальню и проверил костюм, который надевал вчера. Снимок замурованной блондинки все еще лежал в кармане.

Забрав его на кухню, он положил фотографию на стол рядом с остальными. Снимок номер двенадцать. Это была чудовищная коллекция – изуродованные тела, кричаще яркая косметика и мертвые глаза. Все тела были полностью обнажены, в резком свете вспышки их нагота казалась особенно вызывающей.

Осушив бутылку до дна, Босх все так же задумчиво смотрел на снимки. Читал имена и даты смерти, смотрел на лица – лица падших ангелов в городе тьмы. Подошедшую к нему Сильвию он заметил лишь тогда, когда было уже слишком поздно.

– Боже мой! – увидев фотографии, прошептала она и сделала шаг назад. В одной руке она держала одно из сочинений, другая рука была прижата ко рту.

– Прости, Сильвия, – сказал Босх. – Я должен был тебя предупредить, что сюда не надо входить.

– Это те самые женщины?

Он кивнул.

– А что ты делаешь?

– Сам точно не знаю. Наверно, жду, когда что-нибудь произойдет. Мне казалось, что если я посмотрю на них снова, то, может, наткнусь на какую-нибудь полезную идею, наконец пойму, что же происходит.

– Но как ты можешь на это смотреть? Ты же просто стоял и смотрел.

– Потому что так надо.

Она взглянула на листок бумаги, который держала в руке.

– Что это? – спросил он.

– Так, ничего. Тут одна из моих школьниц кое-что написала, и я хотела тебе это прочитать.

– Давай.

Подойдя к стене, она выключила верхний свет. Босх и его фотографии сразу погрузились в темноту, не считая того скудного света, который проникал в кухню из гостиной.

– Ну давай же!

– Эта девочка вот что пишет, – сказала она, поднеся листок к глазам. – «Уэст предвещает конец безмятежного существования Лос-Анджелеса. Он видит, как город ангелов превращается в город отчаяния, в место, где надежды рушатся под ногами взбесившейся толпы. Это роман-предупреждение».

Она оторвала взгляд от текста.

– Она написала еще о многом, но я хотела прочитать именно эту часть. Она учится лишь в десятом классе, но, кажется, способна улавливать очень серьезные мысли.

Босх всегда восхищался ее отсутствием цинизма. Сам он сразу же подумал о том, что ребенок занимается плагиатом – иначе откуда взялись слова вроде «безмятежный»? Но Сильвия этого не замечала – она умела видеть красоту. А вот он видит одну лишь тьму.

– Здорово, – сказал он.

– Она афроамериканка, ездит в школу на автобусе. Она одна из самых способных учениц, какие только у меня были, и меня беспокоит, что она ездит на автобусе. По ее словам, поездка занимает семьдесят пять минут в один конец, и в это время она как раз читает мои задания. Но я все равно беспокоюсь. Она такая чувствительная и ранимая! Даже слишком.

– Пройдет время, и ее сердце загрубеет. Так происходит со всеми.

– Нет, не со всеми, Гарри. Вот почему я о ней беспокоюсь.

Она долго смотрела на него в темноте.

– Прости, что помешала.

– Ты никогда мне не мешаешь, Сильвия. Наоборот, ты прости, что я принес это домой. Если хочешь, я могу унести это к себе.

– Нет, Гарри, я хочу, что ты остался здесь. Сделать тебе кофе?

– Нет, пока не надо.

Когда она вернулась в гостиную, он снова включил свет и опять осмотрел свою коллекцию. Хотя из-за нанесенной убийцей косметики все эти женщины казались одинаковыми, на самом деле они сильно различались расой, ростом, цветом волос и так далее.

По словам Локке, это означало, что убийца был хищником-приспособленцем. Его интересовала не внешность жертвы, а возможность включить ее в свою эротическую программу. Не важно, черная она или белая, главное – схватить ее как можно скорее. Он паразитировал на самом дне общества. Женщины, с которыми он сталкивался, становились жертвами задолго до него: они уже давно привыкли отдавать свое тело в бесчувственные руки незнакомцев. Они давно его дожидались. Как теперь понимал Босх, вопрос заключается в том, где сейчас Кукольник.