Блондинка в озере. Сестричка. Долгое прощание. Обратный ход

Продолжая болтать, я направился на кухню. Включил горячую воду и снял с полки кофеварку. Отмерил и насыпал кофе в ее верхнюю часть. От воды уже шел пар. Я залил ее в нижнюю колбу хитроумного аппарата и поставил на огонь.

Сверху водрузил кофе и прикрутил крышку, чтобы держалась.

Тут и он пришел. На секунду прислонился к косяку, потом пролез в уголок и шлепнулся на стул. Его все еще трясло. Я достал с полки бутылку бренди «Старик-дедушка» и налил ему порцию в большой стакан. Я понимал, что нужен именно большой. И то ему потребовались обе руки, чтобы поднести его к губам.

Он глотнул, со стуком поставил стакан и откинулся назад, так что спинка затрещала.

— Чуть в обморок не свалился, — пробормотал он. — Как будто неделю глаз не смыкал. Сегодня ночью не спал совсем.

Кофе уже почти закипал. Я прикрутил пламя. Вода поднялась и зависла на миг у основания стеклянной трубки. Я прибавил огонь, чтобы трубку залило, а затем снова быстро убавил. Помешал кофе, прикрыл его. Поставил таймер на три минуты. Педантичный парень, этот Марло. Когда варит кофе, ничто его не должно отвлекать. Даже револьвер в руке полубезумного человека.

Я налил ему еще бренди.

— Сидите, сидите, — посоветовал я. — Просто посидите молча.

Со второй порцией он уже справился одной рукой. Я быстро сполоснулся в ванной. Тут как раз зазвонил таймер. Я выключил газ и поставил кофеварку на соломенную подставку. Почему я так скрупулезно все отмечал? Потому что в этой напряженной атмосфере каждая мелочь превращалась в событие, каждый шаг приобретал значение. Это был один из тех сверхнеустойчивых моментов, когда все автоматические жесты, такие давние и привычные, становятся отдельными волевыми актами. Словно учишься заново ходить после полиомиелита. Ничего не получается само собой, абсолютно ничего.

Кофе осел, в колбу ворвался воздух, жидкость забулькала и успокоилась.

Я отвинтил вертушку и поставил ее в углубление на раковину.

Налив две чашки, я добавил ему бренди.

— Вам черный, Терри. — Себе я положил два куска сахару и плеснул сливок.

Я уже выходил из штопора. Открыл холодильник и достал пакет сливок я уже бессознательно.

Я сел напротив него. Он не двигался. Застыл в своем углу, словно кол проглотил. Затем без всякого предупреждения упал головой на стол и зарыдал.

Он не прореагировал, когда я перегнулся через стол и выудил револьвер у него из кармана. Это был маузер-7,65, настоящий красавчик. Я понюхал дуло.

Открыл магазин. Все патроны на месте.

Терри поднял голову, увидел кофе и начал медленно пить, не глядя на меня.

— Я никого не застрелил, — сообщил он.

— Если и застрелили, то давно. Здесь следов нету. Из этого вы вряд ли кого прикончили.

— Я вам все расскажу, — начал он.

— Минуточку. — Я быстро, обжигаясь, допил кофе и налил себе еще. — Слушайте внимательно. Будьте очень осторожны со своими рассказами. Если действительно хотите, чтобы я отвез вас в Тихуану, вам нельзя касаться двух вещей. Первое… да вы слушаете?

Он еле заметно кивнул, бесстрастно глядя в стену у меня над головой.

Шрамы сегодня были очень заметны. Кожа у него была мертвенно-белая, и все равно шрамы выделялись.

— Первое, — медленно повторил я. — Если вы совершили преступление или то, что считается преступлением по закону, — я имею в виду что-то серьезное, — мне этого говорить нельзя. Второе. Если вы знаете, что такое преступление совершил кто-то другой, то и про это мне нельзя говорить. Если хотите, чтобы я отвез вас в Тихуану. Ясно?

Он посмотрел мне в глаза. Взгляд был твердый, но безжизненный. Кофе ему помог. Лицо еще не порозовело, но он уже пришел в себя. Я налил ему еще чашку и опять плеснул спиртного.

— Я же сказал, что попал в передрягу, — произнес он.

— Это я слышал. Не хочу знать, в какую. Мне надо зарабатывать на жизнь. Лицензию на частный сыск могут и отобрать.

— А если бы я вас силой заставил, под прицелом? — осведомился он.

Я усмехнулся и подтолкнул к нему пистолет по столу. Он посмотрел на него, но трогать не стал.

— До самой Тихуаны, Терри, вы бы меня под прицелом не довезли. Да еще надо пересечь границу, потом подняться в самолет. А ведь мне иногда приходилось иметь дело с оружием. Забудем этот вариант. Хорош бы я был, объясняя полиции, как вы меня до того напугали, что я послушался. Конечно, если тут вообще есть о чем объясняться с полицией — мне ведь неизвестно.

— Слушайте, — сказал он. — В дверь постучат только в полночь, а то и позже. Прислуга побоится ее беспокоить, когда она спит. Но часов в двенадцать горничная все-таки постучит и войдет. А ее в комнате не будет.

Я отхлебнул кофе и промолчал.

— Горничная увидит, что постель не тронута, — продолжал он. — Тогда она сообразит, где надо искать. За главным особняком, в глубине, есть дом для гостей. Со своим гаражом и всем прочим. Сильвия провела ночь там. И там ее найдет горничная. — Я нахмурился.

— Мне надо осторожно выбирать, о чем вас можно спрашивать, Терри. А не могла она провести ночь где-то еще?