Блондинка вокруг света или I did it my way

– Расслабься, руса. На милонгу меня с четырёх лет водила моя бабушка. Так что я – милонгеро уже больше шестидесяти лет. Слушай меня. Вот оно, танго! (Rusa – русская, исп.)

Дедушка водит меня по танцполу, а я слышу, как само танго говорит со мной сейчас: «Я тебя принимаю».

В Буэнос-Айресе существуют несколько родственных танго профессий. Танцор танго-шоу, учитель танго и танго-такси. Танго-такси – это не шофёр, везущий вас на танцы. Это частный танцор. Его нанимают женщины, которые хотят танцевать с профессионалом весь вечер. Иногда отец может нанять такого танцора для своей дочери. Ведь танго-танцор не только танцует, он ещё и обеспечивает охрану.

Я познакомилась с Портеньо на милонге (портеньо – коренной житель портовой столицы Буэнос-Айрес). Он наёмный танцор и относится к своим обязанностям чрезвычайно серьёзно. Он всё время на чеку, и в кармане у него спрятан кастет. И, конечно, Портеньо – настоящий портеньо. Ему лет сорок с хвостиком, и он может заставить танцевать женщину, которая ни разу даже не слышала о танго. Да что женщина, табуретка затанцует!

– За что, – спрашиваю, – мне такая удача?

– Ты светишься, – отвечает Портеньо.

Это опять танго со мной разговаривает!

Он водит меня по милонгам и «заставляет» и других «наёмников» со мной танцевать. Ни с чем не сравнимый опыт. То, чего не выучить и за годы занятий в группе.

Портеньо по образованию эколог, по состоянию души – идеалист, и ухаживает за дамами со старомодной, театральной галантностью. Он никогда не сядет в присутствии дам. Он может смахнуть пыль с вашей обуви своим кашне. И, конечно, он всегда откроет перед вами дверь и подаст руку. Все эти действия он производит с высоко поднятой головой и приподнятыми бровями. Он всегда чисто выбрит и аккуратен. А ещё он всегда платит за мой вход и напитки. Мне как-то неудобно. Он ведь меня ещё и танцевать учит.

– Сегодня угощаю я.

– Нет, – говорит танцор танго. – Я – мужчина!

По работе положено, чтобы за него платил клиент, то есть женщина. И истинного Портеньо это задевает. Время от времени он приходит с заказчицей, тогда я сижу за соседним столиком. Иногда я знакомлюсь с ней, и она даже разрешает нам потанцевать. Это – Буэнос-Айрес! Люблю Буэнос-Айрес!

На мой день рождения он прийти не сможет. У него заказ. Но он специально подойдёт накануне, чтобы подарить мне красное танго-платье, с «блёсткой».

Портеньо рассказывает, что одна чешская писательница уже писала о нём книгу, с адюльтерным сюжетом. И он там представлен разрушителем семьи.

Уж не «моя» ли это чешская писательница, которая приглашала меня в школу тантры в Катманду? В жизни случаются самые невероятные совпадения. Уж я-то знаю. Я спросила разрешения у Портеньо упомянуть о нём в моей книге, и он с удовольствием согласился. Но всё же я решила соблюсти конфиденциальность всех героев моего повествования.

Покупаю на блошином рынке столетний флакон для духов. Всего за одиннадцать долларов. Простой, металлический, погнутый, покрытый многолетней плесенью. Когда отмывала его спиртом, запах столетних духов вернулся. Потом долго думала, стоит ли покрывать этот, еле уловимый, запах другим. И всё-таки покрыла. И этот столетний запах какой-то буэнос-айресовской кокетки времен Карлоса Гарделя смешался с моим ванильным маслом, купленным в Индии лет пять назад. «Маслом кашу не испортишь». Может, поэтому Буэнос-Айрес признал меня своей и распахнул объятия так широко, что я даже не коснулась краешков рамы, пролетая в него на всех парах.

Но предатели-деньги, и притом занятые деньги, как всегда, на исходе. Надо искать работу. Но не могу же я петь и танцевать в городе, наполненном певцами и танцорами. Не могу обучать английскому в городе, наполненном учителями английского языка. Учителями аж из самого «городу Лондону». И многие из них стремятся заплатить бартером за уроки испанского! Нужен абсолютно новый план.

И вот теперь я крашу стены в этом старинном доме в баррио Сан-Тельмо, одном из самых старых районов Буэнос-Айреса. В нём же и живу. Работа за проживание. Всего три часа в день, пять дней в неделю. Здесь есть только одно окно. В прихожей. И это окно на потолке. В него всегда видно погоду.

Крашу масляной краской, и она делает меня пьяной. Крашу, пьянею и представляю себе тех ностальгирующих итальянских эмигрантов, которые покинули солнечную родину в поисках светлого будущего. Чтобы стать частью удачно в то время развивающейся культуры Нового света. Чтобы включить немного тарантеллы в местный фламенкоподобный танец, чакареру. Похоже, в этот танец вольются позже и элементы ирландской джиги. Во всяком случае, я их в чакарере вижу. Все эти национальности прибыли сюда, в «необъезженный» Буэнос-Айрес, чтобы поймать удачу. Многим ли это удалось? Но они собрались здесь, чтобы дать один из первых вздохов моему возлюбленному танго.

Работаю и представляю, сколько макарон было сварено на этой кухне, которую я сейчас шпаклюю. Сколько раз было сказано «Мамма Миа!». Завыла собака в соседней квартире. Должно быть, хозяева уехали и оставили. И за что собаки так любят людей?