Блондинки начинают и выигрывают

— Простите, что вновь беспокою вас… Это опять по поводу Стрельцова… Забыл сообщить вам один любопытный факт. Больше года назад Стрельцов оперировался в клинике известнейшего пластического хирурга. С одной стороны, подтяжка лица среди актерской братии, даже у мужчин, дело весьма обычное, но в клинике нам сказали, что его целью был вовсе не греческий профиль и гладкое, без единой морщинки лицо. Стрельцов предъявил хирургу снимок неизвестного человека, будто бы западного актера, и потребовал от него добиться максимального портретного сходства. Хирург, конечно, покрутил пальцем у виска, но сделал все, что смог. Они выполняют даже желания явных психов, лишь бы у тех были деньги…

— Неприятные новости? — осведомилась Алина, состроив участливую гримаску. Надеюсь, она ничего не поняла из разговора.

— Нам пора спускаться в зал, кажется, все уже собрались…

И действительно, издалека уже доносилась жизнерадостная музыка, ликующе гудела в предвкушении празднества разгоряченная компания.

— Идем, — произнес я чужим голосом. — Теперь все равно уже ничего не изменить…

Мы спустились в просторный холл. Столики, расставленные в шахматном порядке, ломились от яств и откупоренных бутылок.

В центре, где восседало начальство и почетные гости, сиял бриллиантовой печаткой на пальце сам господин Дерев. Неподалеку ерзал тощей попкой на стуле Вася Петин, старавшийся держаться поблизости от босса. Мрачной гранитной глыбой возвышался Недыбайло, с мучительной болью взиравший на копчено-соленое изобилие вокруг, к которому он не смел прикоснуться.

Кто-то махнул мне рукой, приглашая за стол, но я предпочел занять местечко ближе к выходу. Чтобы легче было незаметно улизнуть, едва градус окружающего веселья превысит процент «Столичной» водки.

— Прошу внимания! — Патрон нависал над столом округлой внушительной тушей. Серебристый ножик несколько раз звонко коснулся стенок бокала.

Разноголосый гам послушно стих, воцарилась предвкушающая тишина.

— Сегодня, друзья мои, мы собрались не просто так, сегодня мы собрались по поводу! — привычно начал Дерев. В ответ на сто раз слышанную шутку послышался привычный смех. — Сегодня мы празднуем стремительный прорыв нашей компании в ряды отечественных брендов, ее превращение в транснационального топливно-энергетического монстра… — Патрон говорил долго и витиевато. И не всегда по существу.

Потом все наливали бокалы, чокались, кричали «ура», пили, ели, опять наливали, целовались, потом вприсядку шли плясать под гопающую и ухающую музыку, которая оглушительно лилась откуда-то из-под потолка.

И я тоже вместе со всеми чокался, целовался, выкрикивал тосты, ел и прилежно выбрасывал ноги в залихватской присядке. Но не пил ни капли. Я был ужасающе, патологически трезв.

В разгар веселья тоненько запикал телефон в кармане босса. Я находился неподалеку и потому невольно услышал этот омерзительный электронный звук.

Неторопливо обтерев масленые губы, Дерев вынул трубку, бросил в нее ленивое «алло». И застыл с брюзгливым выражением лица…

Что ж, дело обычное. Какие-то служебные неурядицы. Начальство — на то оно и начальство, чтобы бдить даже в разгар всеобщего веселья…

Закончив разговор, Дерев буркнул пару слов верному помощнику, угодливо подскочившему под локоток. Петин, даже не дожевав осетрины, с готовностью вспорхнул со стула и мгновенно скрылся из поля зрения.

Через минуту он вернулся, уже без осетрины во рту, с недоумевающим, опрокинутым лицом. С дрожащими губами и затравленным взглядом. Или мне показалось?

Однако я был олимпийски спокоен. Они ничего не знают, ничего! Они не могут узнать так быстро, это нереально. Потребуются дни, недели, месяцы работы, пока они…

Вася наклонился к хрящеватому уху начальства и испуганно пролепетал в него пару фраз.

Вскинулись хмурые кустистые брови, льдисто блеснули крошечные глазки, вспыхнул отраженным светом бриллиант в безвкусно массивной печатке, — босс что-то удивленно переспросил. Вася испуганно кивнул, истерически задрожал, как будто его трясли за плечи, и вновь выбежал прочь.

Какие-то их мелкие делишки, неполадки в пробирной палатке, усмехнулся я иезуитской усмешкой. Суетня мальков в прозрачной от солнца береговой воде. Но приплыла матерая щука, ам! — и слопала мальков. И, вильнув замшелым, зеленоватым хвостом, ушла на глубину, в тинный омут. И ищи ее теперь, свищи…

И черт с ним, с Кешей, наконец… Зачем забивать голову? Через минуту я отсюда незаметно исчезну, а вместо меня конечно же они получат его. Его-то и повесят за жабры. Они вытряхнут из него все, что он знает и чего не знает. А я в это время буду далеко, очень далеко, на белом берегу в тени лохматых пальм…

Запыхавшийся Вася вскоре вернулся, испуганно кривя залитое смертельной бледностью лицо. Дерев нахмурился еще пуще и повелительно буркнул Недыбайле короткую фразу. Тот тоже подхватился и выкатился из залы, неуклюже пробираясь среди танцующих пар.

Кажется, что-то серьезное… Как бы в этом серьезном не оказался замешан и я. Не лучше ли отбыть пораньше? Если зацепят из-за какой-нибудь неправильно оформленной закорючки в бумаге, увязну надолго.