И вот что интересно… Кроме Михайловны, никто его в тот день не видел. И вообще никогда не видел, ни живым ни мертвым… Что за человек, откуда взялся в наших краях? Неизвестно.
Ясно, что пансионатский, из отдыхающих. А чего ему еще тут делать? Только теперь возись с ним, с этим «подснежником».
Как «Газпром» пансионат наш купил, саун да бильярдных понастроил, у нас в округе совсем по-другому стало. Публика пошла та еще. Все больше богатые «бобры» из столицы со своими барышнями. С этими спокойной жизни не жди. То перестрелку затеют, трупы хоть штабелями складывай, то еще какую мерзость удумают. Вот и расхлебывай после них…
Раньше, надо сказать, в «Верхних Елках» все иначе было. Контингент преимущественно тихий обитал, все больше мамаши с детьми, язвенники на ответственной службе да пенсионеры, измученные геморроем. Непорядки, конечно, случались, как же без них… Порой постояльцы пьяный дебош в номере устроят, зеркало раскокают и платить откажутся, а то какую-нибудь дамочку сгоряча в кустики уволокут без предварительной договоренности. Или просто слямзят случайно оставленные ценности — и поминай как звали…
А я тут одну мысль подумал… То, что тип этот, Рыбасов, жив оказался, вовсе ничего не доказывает! Ну абсолютно ничего! Может, Михайловна просто обозналась? Да и похожи они, как две капли воды во мраке. Ну, может, как не две капли, но вроде похожи. Опять же темно было…
Если восстановить полную и неприглядную картину происшедшего, вот что получится… Шла она себе лесочком, увидела своего неприятного знакомца и подумала: а ну щас я его прищучу на чистом воздухе, тем более рожа его сама по себе кирпича просит. Будет знать, как казенные полотенца в свои чемоданы запихивать! Ахнула она его ничтоже сумняшеся, по слепоте своей не разглядев подробностей лица и тела. А он совсем не тем, сучий хвост, оказался…
Только трудно это будет доказать. Ой как трудно!
А жена этого, неубитого… Как приехала на опознание — ну точно привидение. Белая вся! Волосы белые, губы белые, ногти на руках белые, пальтишко и то белое. Как подошла к телу супруга, так ее сразу и повело в сторону. Затряслась вся и шепчет что-то истерически. Он не он, не разберешь с ее слов. Даже радости ни на грамм в ней не ощущалось, что это не муж ее лежит пред ней, в последний раз растелешившись, а вовсе незнакомый человек.
Покачнулась она — и ну глаза закатывать, точно небо ей позарез охота увидеть. Ей сейчас, как водится, ватку под нос, чтобы в себя вернулась. Натура, чувствуется, городская, чувствительная… Не то что наши девки деревенские. Тем хоть роту мертвых мужиков покажи, только ржать будут да семечки лузгать… Оклемалась она, с чувствами своими собралась — и ну поскорей на свежий воздух. Чтобы, значит, вновь не насиловать свой организм грубым видом обнаженного тела.
Потом уже рассказала следователю, что не ее муж к нам затесался. У ее благоверного будто бы татуировка на плече еще с армейских времен присутствует, ныне сведенная подчистую: орел на скале сидит, крылья распластал, а у этого плечико было чистое, как у младенца, если не считать, конечно, всякой излишней растительности. А так, конечно, похож слегка. Возраст — весьма средний, рост подходящий, комплекция как у всех. И конечно, черты лица и общее впечатление благоприятные. Недаром Михайловна по своей куриной слепоте обозналась.
Следы преступления? А никаких следов преступления там не обнаружилось. Сам подумай, разве Михайловна такая дура, чтобы следы после себя оставлять? Да они в своем пансионате так насобачились водку стеклоочистителем разводить, что никаких следов не сыщешь, хоть всю жизнь на поиски угробь.
Ну, нашли там что-то вроде отпечатков от мужских ботинок. Да только я думаю, кто там эти отпечатки у нас разбирать умеет? Ишь, следопыты! Сидят там в районе, дурацкие директивы спускают да отпечатками голову морочат.
Я вот что думаю… Михайловна, правду сказать, корпусная дама, — значит, это она и наследила. А потом прибежала в отделение на всех парах: мол, я не я и лошадь не моя. Мол, нашла труп, примите с благодарностью. Я будто здесь ни при чем, только за кирпичик чуток и подержалась…
Эхма, жалость какая, не удалось мне ее по горячим следам допросить. Уж я бы ее прижал к ногтю! Завертелась бы она у меня, как уж на сковородке. И крупорушку бы мигом вернула, как пить дать… Гм-м… Ну, в общем, раскололась бы она у меня, как миленькая, на предмет, что у нее с этим постояльцем вышло.
Да и теперь воли мне нет ее поприжать. Дело громкое обещалось быть, в район его передали на расследование. А мы что? Мы люди маленькие. Нас не спрашивают. А вот дай нам волю, тогда бы уж…
Ух! Все б подчистую раскрыли!
Способ пощипать жирных кур, не замарав собственного рыльца в пушку, был разработан мной сразу после того, как существование тайного счета перестало наконец быть тайной. После встречи с Деревым (когда, вместо втыка, меня лишь ласково погладили по шерстке) я принялся усиленно соображать. Необходимо было разобраться в ситуации.