Чонгук сверлит взглядом висок Хосока, но тот на него даже не оглядывается, цепляясь за нестройные ряды деревьев. Инкуба от этого окончательно размазывает злостью, в ушах начинает шуметь и свистеть от ярости. Он бросает взгляд на Юнги, у которого лицо кирпичом, и бесится ещё больше. Откидывается на свое сидение и с шумом сквозь зубы выдыхает.
— Чем вы, блядь, занимались все это время? — Чонгук разливает свою токсичную ненависть по салону машины, никого не щадя. Даже Чимина задевает по касательной, что тот снова усмехается как-то горько и качает головой.
— Зря только воздух сотрясаешь, — тихо бросает перевертыш, поджимая губы.
И Чонгуку на минуту кажется, что тот тоже едва держит себя в руках, чтобы не пуститься во все тяжкие и не навалять кому-нибудь из этой сладкой парочки или сразу обоим.
— Как видишь, — Чимин руками перед собой разводит, — их все устраивает. Так что побереги свою нервную систему, не распинайся перед ними, все равно это бестолку.
Инкуб смотрит на Пака не мигающим взглядом, стараясь отодвинуть злость в сторону и подумать. Подумать о возможных причинах такого поведения, ведь эти двое больше всех кричали и стенали об И Со, а теперь не желали никак менять её положение — что-то здесь явно было не так. Чонгуковский взгляд мазал по всему салону, пока его хозяин прикидывал варианты.
— О-о, — цокнул Пак, расцепляя губы в улыбке. — Соображать начал. Хосок, сделай что-нибудь, а то он все ваши планы заруинит.
Но до Чонгука чиминьи слова долетали, словно из-под толстого слоя нескольких одеял — гулко и тихо. Он отчаянно перебирал варианты и каждый последующий был хуже предыдущего. Начиная от простого — они решили не пороть с горяча и оценить ситуацию на месте и заканчивая сложным — им нужно, чтобы И Со была рядом с Тэёном, тогда через неё они смогут устранить его. Последний вариант был самым омерзительным, ведь с какой стороны не посмотри, а они натурально использовали её.
И Чон-младший поджимает губы и бьет наугад в самый худший из вариантов:
— Вам удобно, чтобы она оставалась с Тэёном, потому что тогда у вас будет доступ к информации из первых рук и про синтетическую кровь, и про ситуацию по вампирам?!
Тишина в машине становится такой плотной и напряженной, что воздух можно и без ножа нарезать на ровные кусочки. Весь окружающий мир затих, Чонгук слышал только биение собственного сердца. Во рту терпкий вкус выкуренной наспех сигареты смешался с горьким вкусом разочарования. Рычать, злиться, биться в припадке праведного гнева не было не то, что сил, желания не было. Если уж самые близкие люди для И Со шли на такое, то что уж говорить про весь мир. В грудине сжалась пружина из жалости, норовя вот-вот сорваться и продырявить ржавым концом межреберное пространство.
— Да вы ахуели, — выдохнул Чонгук, забираясь пальцами в карман джинсовки и доставая оттуда пачку сигарет.
— Беру свои слова назад: Гукки все-таки здесь самый умный, — приторно сладким голосом снова отозвался Чимин, и инкуб почувствовал, как липкий холодок прошелся по позвонкам от чужого голоса, настолько тот был пропитан желчью. — Ты главное не переживай, Принцесса у нас закаленная на предательство близких. Намджуна пережила и этих переживет, уж я позабочусь.
— Заткнись, Чимин, иначе я тебя на ходу из тачки вышвырну, — шикнул Хосок, терпеливо молчавший всё это время.
Но Чонгук снова не слышал, укрывшись толстым слоем из одеял, которые теперь казались ему свинцовыми. Дышать не представлялось возможным, сколько бы он не проталкивал в себя сигаретного дыма. Тело немело рандомными кусками, пока самого хозяина лихорадило от понимания ещё более жуткой вещи: ему придется участвовать во всем этом спектакле, в противном случае они бы уже давно ломали какую-нибудь комедию перед ним. Но нет, они собирались сделать из него сообщника, отобрать у И Со последнее.
— Я ей все расскажу, — твердо выдыхает инкуб, открывая окно пошире и впуская в салон теплый майский воздух.
— Если хочешь, чтобы она умерла — вперед, но только через наши с Юнги трупы, — также твердо и спокойно отвечает Хосок. — Если хочешь, чтобы осталась жива — держи язык за зубами.
И Чонгук держит до самого подъезда к двухэтажному дому, где обосновался Тэён со своей семьей, а потом у него начинают подкашиваться коленки, словно он какая-то школьница на свидании. Пальцы пробивает мелкой дрожью и они вмиг леденеют, ибо страшно до одури и хочется стиснуть её в объятиях, а потом бежать — бежать, как можно дальше, от всех людей, что так легко пользуются ею, налепляя на себя ярлык «во благо!».
Никогда до этого и после тоже Чонгук не сможет понять такого блага.
***
Юнги откладывает всё на потом: совесть, навалившуюся кучу проблем (читать: дерьма), трезвый рассудок и терпение, на которое у него к этому моменту попросту не осталось сил. Он облизывает пересохшие губы и дергает дверную ручку на себя, та поддается легко, раскрывая перед ними небольшой белый коридор.