Тэиль озадаченно уставился в экран своего телефона: так вот, что она наплела Юнги. Ему сразу же стало интересно, как она уговорила вампира участвовать в этом спектакле. Неужели у девчонки и правда были какие-то рычаги давления на Ли Тэёна? Он с нескрываемым восхищением дернул подбородком, лицо оплавила усмешка. В голове появилось непрошеное сравнение с Йошико, которой, очевидно, не помешало бы взять пару уроков у ведьмы, чтобы с такой же легкостью заводить себе «друзей». Будь она хоть в половину такой же, как И Со, может и не пришлось бы ждать столько лет для свершения мести.
— Ты так сильно занята, что не можешь даже уделить пять минут мне и сказать, что с тобой всё хорошо? Как же меня заебало, что ты носишься за Тэёном, словно собачка какая-то, — Юнги видимо ещё до начала разговора завелся, а теперь отчаянно цеплялся за слова, раскручивая в себе злость. И это работало — Принцесса втягивала голову в шею, пригибаясь под чувством вины. Поразительная глупость, по мнению Тэиля.
Все-таки забавная она была, совмещая в себе безумную храбрость, способность общаться на равных с людьми, которые превосходили её по силе, и при этом так легко ломалась под искусственно выращенной яростью. Дураку же понятно, что Юнги просто искал повод, чтобы поругаться, и Тэиль знал, откуда у этого ноги растут.
— Юнги, я..
— Скажи, ты правда что-то делаешь для Тэёна или это просто повод сбежать? — в тихом голосе, сквозь всю пелену театральности неожиданно прорвалась искренняя ревность. Тэиль даже вскинул брови от удивления, напрягаясь всем телом в ожидании дальнейших событий.
— Конечно, о чем ты вообще?
— Блять, И Со, я встречался с Джехёном и вот какая странность: правая рука Ли Тэёна ни сном, ни духом, что за дела такие особенные тебе поручены и вообще тебя не видел, — Юнги каждым словом припечатывает девчонку, вгоняет её в краску и истерику. И Со жмется к стене в поисках опоры, потому что коленки уже подкосились, лицо у неё такое, словно её застали на месте преступления, что недалеко от правды.
Тэиль внезапно ловит себя на странном желание подойти и обнять, просто поддержать её. Заставить нажать на красную кнопку и объяснить ей, что у человека на том конце города не было другого выхода — Йоши умеет убеждать, когда ей это нужно. Мун сжимает мягкий край дивана, сминая обивку под ладонью, и ждет, чем закончится его внутренняя борьба между желанием и долгом.
— Блять, И Со, ты серьезно хочешь, чтобы я поверил в то, что вы не трахаетесь? То есть типа полгода вместе вы колесили по миру и распивали ночами чаек?
— Юнги, — чужое имя звучит обманчиво мягко, но Тэиль разворачивается и замечает, как на девичьем лице застыла гримаса злости и отвращения. — Остановись, пока не поздно.
— Лучше бы ты себе это сказала вчера, когда врала мне, — человек с той стороны отчаянно взревел. — Когда?! Когда ты перестала доверять мне? Когда ты решила, что можешь так легко меня обманывать без последствий?
Тишина. Резкая и оглушающая.
— Блять, да скажи ты мне сразу, что ты с ним спишь, и я бы понял это! Плевать на это, секс — это просто секс, но врать — это уже предательство.
— Как ты мне врешь про Йоши?
Снова тишина, похожая на оплеуху.
— Я не врал, — опять рёв злости и отчаяния. — Я рассказал бы, когда пришло подходящее время. Я, мать твою, о твоей безопасности думал!
— Когда это «о твоей безопасности думал» стало синонимом к «прикрыть свою жопу»?
Тэиль уже откровенно пялится на И Со, не скрывая того факта, что он подслушивает, потому что ведьма словно очнулась ото сна. Она будто стряхнула с себя всю дрему и выпустила наружу то, что так долго томилось в ней.
— Ты белены обожрался, сладкий? Успокойся, поговорим вечером.
Тэиль подвисает от девичьих слов, и, скорее всего, Юнги молчит по той же причине. Интонация елейная, приторная, а колючее «сладкий» напоминает ядовитый, засахаренный шип. Такой он видит Принцессу впервые, поэтому старается запомнить каждую мелкую деталь, чтобы после предать анализу и дешифровке.
— Нам не о чем разговаривать больше, — сухо чеканит Юнги и кладет трубку.
В наушниках у Тэиля вакуум, он немигающим взглядом скользит по И Со, которая медленно сползает по стеночке и зарывается лицом в ладони. Не плачет, не всхлипывает даже, но как-то сдавлено ревёт и от этого только хуже. Ему снова хочется прекратить это всё: подойти, обнять, дать точку опоры и рассказать, что так надо было, но долг давно уже выиграл внутреннюю борьбу.
***
У Юнги, по мнению Хосока, была одна дурацкая и самая вредная привычка на свете — много думать. Вот и сейчас, прокручивая на повторе их с И Со телефонный разговор, он думал. Тянул мысли одну за одной, хватая их у основания и вытягивая из влажной почвы сознания, словно из грядки спелые овощи, каждый из которых, на самом-то деле, уже давно прогнивший и почерневший.
Юнги впервые в жизни было откровенно стыдно за свое поведение, за мысли, за облегчение, которое испытал, и за боль, которую, честно говоря, намеренно причинять не хотел, но всё равно причинил.