— Почему? — вкрадчиво произнёс он, подойдя вплотную к ней. — М-м? Разве ты не должна?
Её губы покалывало от его горячего дыхания. Это последний шанс. Вырваться из оков безумия и убежать. Ещё есть возможность устремиться к свету, вынырнув из тьмы. Просто нужно бежать и не оборачиваться.
— Наверное, должна.
К чёрту всё.
Она рывком стянула с себя мантию, позволяя холодному библиотечному воздуху коснуться её тела сквозь тонкую ткань форменной рубашки лишь на доли секунды, так как их тела вновь прижались друг к другу, без остатка отдаваясь страсти и похоти, что бесконтрольно двигали ими. Малфой сбросил с себя пиджак, предварительно воспользовавшись палочкой для Согревающих чар, которые приятным теплом разлились по их коже, и сразу же принялся за пуговицы гриффиндорской рубашки. Одержимые страстью, они едва успевали вдохнуть между непрерывными поцелуями. Гермиона последовала его примеру, трясущимися руками борясь с пуговицами слизеринской рубашки, которые с непривычки поддавались с большим трудом. Справившись первым с этой задачей, Малфой прильнул губами к шее девушки и медленно провёл языком вниз к ключице.
— Мерлин, — пролепетала Грейнджер, едва не потеряв равновесие. Все эти ощущения были ей незнакомы, оттого и чувствовались тысячекратно острее, нежели она когда-либо могла себе представить. Малфой убрал её руки от проклятых пуговиц и стянул рубашку через голову, отбрасывая куда-то в сторону. Они жадно изучали руками тела друг друга, зарывались пальцами в волосы, покрывали поцелуями каждый участок кожи, до которого могли дотянуться. Когда пальцы слизеринца ловко расстегнули застёжку бюстгальтера, бесцеремонно избавляясь от мешающего клочка ткани, Гермиона невольно задержала дыхание, предвкушая новую волну сладостной пытки, и от осознания этой неизбежности у неё снова закружилась голова.
— А сейчас? — тяжело выдохнул он, едва касаясь кончиками пальцев её обнажённых плеч. — Боишься?
— Немного, — робко призналась Гермиона, пытаясь прикрыться, но Малфой крепко сжал её руки и опустил их вниз.
— Очень хорошо.
Он подхватил девушку за бёдра и приподнял. Она обвила ногами его талию, опираясь голой спиной на ледяную поверхность книжной полки, завешенной ржавыми цепями. Они надсадно зазвенели, впиваясь в нежную кожу, но Гермиона послала к чёрту неприятные ощущения под натиском жаждущих губ на её шее, скулах и щеках. Прижимаясь бёдрами к его паху, Грейнджер вцепилась руками в его плечи, впиваясь ногтями в бледную кожу, и выгнулась навстречу терзающим поцелуям, что опускались всё ниже, пока губы её мучителя не сомкнулись на твёрдом соске, прижимаясь к нему языком.
— Драко, — простонала Гермиона его имя, не узнавая свой голос. Даже в мыслях она никогда не звала его так, потому что он не был достоин того, чтобы к нему обращались по имени. До этого момента.
Малфой изнемогал от жгучего желания, но когда она произнесла его имя так, как никто и никогда раньше не произносил, он почувствовал, что безвозвратно теряет над собой контроль. Пэнси вечно выкрикивала его имя, когда находилась на грани экстаза, но это было так пошло и неприятно, а Грейнджер… О боги, как же сексуально его имя звучит из её уст.
Он сжал зубами её сосок и втянул его в рот, обхватив ладонью вторую грудь. Гермиона стонала и задыхалась, ритмично двигая бёдрами, создавая невыносимое для них обоих трение. Это было так необычно — ощущать своей промежностью твёрдую плоть, хоть и через слой ткани.
— Грейнджер, — умолял Малфой, — я больше не выдержу. Ты сводишь меня с ума. Я хочу тебя, чёрт побери.
Не дожидаясь её ответа, Драко резко опустил девушку на пол и, прижавшись губами к её губам, расстегнул ремень и пуговицы брюк. Гермиона оцепенела, разрываясь между возбуждением и страхом неизвестного. Она не знала, как ему сказать, о том, что…
— Я ещё никогда… — быстро пробормотала она и осеклась. Малфой замер, всё ещё часто дыша, а Гермионе оставалось лишь гадать, какая эмоция сейчас отражалась на его лице. Злость? Раздражение? Разочарование? Как бы ей сейчас хотелось увидеть его, узнать, что он чувствует. Он тяжело вздохнул и медленно произнёс:
— Ты хочешь этого? Со мной?
Он убрал от неё руки и отстранился в ожидании её ответа, который не знала она, но знало её тело. Потому что, как только её кожа перестала ощущать прикосновения Драко, девушке стало безумно холодно, хотя Согревающие чары всё ещё работали. Этот холод шёл не снаружи, а изнутри. Холод опустошения. Тот, что окутывал её, когда она пришла сюда в поисках одиночества и тишины.
— Сейчас я хочу только этого.
Она услышала, как Драко усмехнулся. Скорее всего, надменно. Разве он умел иначе?
— Ты уверена? — в его тоне распознавалось удивительное сочетание небрежности и осторожности. В этом и заключалось его отношение к Гермионе, а, возможно, и ко всем девушкам, с которыми ему доводилось «пересекаться»: ему было плевать на их чувства, но он хотел снять с себя всяческую ответственность за их дальнейшее состояние.
— Уверена.
— Акцио.