Блошка банюшку топила, вошка парилася

Да, он не распустился. Он не позволил лишнего. Он остался верен себе. И привычкам. Правильным привычкам.

Он частенько, между прочим, когда выговаривал подчиненным, мог сказать: «армия меня многому научила». Только никогда не упоминал, что проходил срочную службу охранником в женской тюрьме.

Вячеслав Михайлович вставал, как и привык, в семь. Принимал холодный душ, тщательно брился, пил кофе, надевал костюм, повязывал галстук, чистил туфли, шел к киоску, покупал газеты…

Шел месяц, другой, третий...

Телефон не звонил.

Телевизор раздражал. В кремлевских кабинетах восседали пацаны, бывшие завлабы и редакторы. И здесь, «на местах», вожжи взяли в свои руки шустрые и кудрявые и оттолкнули далеко на обочину своих прежних командиров и начальников.

Деньги еще были. Но их как будто уже и не было. Цены росли чуть ли не каждый день, да еще и в магазинах — шаром покати…

В городе открывался филиал западной фирмы. Требовались менеджеры, начальники отделов и департаментов. Это, конечно, было… Мягко говоря…

Но Вячеслав Михайлович заставил себя даже повеселиться. «Катимся по наклонной».

Он пошел на собеседование. Терпеливо отсидел очередь.

И в отделе персонала наткнулся на наглое: «Мужчина? вы что? не видите в объявлении? — „не старше 35 лет“. И идут ведь, как слепые».

«Это что такое? Это же дискриминация, — стал возмущаться Вячеслав Михайлович. — Кто ваш начальник? Дайте мне телефон! Я в прокуратуру сейчас же! Да я ...»

Вызвали охранника.

Детина в черной форме, прищурившись, демонстративно похлопал полицейским «демократизатором» по широкой ладони.

И Вячеслав Михайлович ушел.

По дороге домой он зашел в рюмочную. А потом до позднего вечера ходил по городу, «повторяя» в забегаловках еще и еще.

Только через два месяца удалось устроиться кладовщиком.

Трудовую книжку даже не раскрыли. Хозяин, мальчишка лет тридцати, небрежно бросил ее в ящик стола.

Оптовая фирма торговала прокладками, памперсами, мылом, зубной пастой, стиральным порошком, шампунями.

«Видал сосун? Вот он какой!»

Так, в свои уже 54, Вячеслав Михайлович стал «Славкой» и даже «Славиком». Грузил машины, рассказывал водилам анекдоты, хихикал с товароведами, таскал поддоны и пересчитывал упаковки туалетной бумаги.

После работы, за ужином, стал принимать. По «соточке».

Сначала хватало бутылки на неделю. Потом не стало хватать и двух.

Жена, терпеливо сносившая его поиски «настоящий» работы, туманные надежды, что «такими не бросаются!» начала злиться и скандалить.

Теперь, после работы он брал «малёк» и выпивал его из горлышка в подъезде. Уже за тарелкой борща наливал законную «сотку», а на вопрос жены: «Что ж ты так быстро опьянел, Славк?» — отвечал: «Люд, день был тяжелый. Много машин. Ей-богу, еле ноги волоку».

По вечерам он перебирал визитки с гербами и высокими должностями, перелистывал толстую записную книжку. Алкоголь расслаблял, возносил, казалось — всё по плечу; появлялось третье дыхание. И он даже кому-то звонил. Бодрым голосом рассказывал приключения Анатолия Израилевича в Америке, тяготы и печали «знакомых» бизнесменов, жаловался на поборы при оформлении таможенных грузов, обещал помочь, «если что»….

При встрече со знакомыми и старыми сослуживцами, на вопросы: «как, где?» отвечал сдержанно: «кручусь-верчусь», «купи-продай», «при делах». И спешил, спешил. Ссылаясь на занятость.

На работу он ходил в костюме с галстуком. Дорогой кожаный портфель, оставшийся с обкомовских времен, большая лысина и очки в тонкой золотистой оправе придавали ему значительный вид.

* * *

Кондрата разбудил крик и беспрестанный стук в окно.

Подняв голову, он рассмотрел через стекло голую девушку.

Кондрат какое-то время сидел на диване, протирая от резкого света глаза, приводя сонные мысли в порядок. Посмотрел на часы. Третий час ночи. «Ну что это такое, а? Ну что это за здрасте вам?!»

Он отпер дверь.

Девушка забежала и, рыдая, стала его умолять, хватая за руки:

— Спасите, Христа ради! Помогите мне! Прошу вас, пожалуйста!

Вздохнув, Кондрат достал из мешка с бельем для прачечной махровый банный халат, включил чайник.

— Чего ты ревёшь? Чего трясешься? — строго сказал Кондрат. — Первый раз что ли?

— Первый, — всхлипнув, ответила проститутка.

«Симпатичная, — подумал Кондрат, заваривая чай. — Не знала зачем тебя в баню повезли, да?»

— А ты не знала как, да? — ядовито спросил он.

Девица ничего не ответила, кутаясь в халат и еще трясясь от холода. Позже, отпив полкружки чаю, тихо сказала:

— Я переводчица. С итальянского.

—Да, конечно. В нашем Дыропупинске только с итальянского и переводить.

— Очень вас прошу, помогите мне, пожалуйста.

— Чего меня просить? Я не Господь Бог. Могу тебе вызвать такси, — сказал Кондрат. — Но денег у меня… — Он достал из куртки кошелек. — Вот, всё что есть — Кондрат подал деньги. — Это мне осталось на автобус. С остальным сама договаривайся. Как сумеешь.

— У меня там есть, — она показала за окно. — Я вам верну. Обязательно.

— Еще чаю?

Проститутка отрицательно покачала головой.

— Может водки налить? — предложил Кондрат.

Она испуганно посмотрела на Кондрата.

— Рюмку, дура. Согреешься.

— Нет, нет. Я вообще не пью.