Блуд на крови. Книга вторая

Поднялся мальчик и сонным взглядом посмотрел на подсудимую.

И вдруг истошный крик потряс своды переполненного зала:

— Борух, мой сынок! — и к малышу бросился известный нам Давид Ципин, смотритель Преображенского кладбища.

Выяснилась еще одна жуткая история. Года четыре назад незнакомая женщина, оказавшаяся Мержвинской, выкрала у супругов Ципиных сына. Они заявили в полицию, опубликовали фото ребенка в «Ниве» — все было тщетно! И вот теперь, считая себя немножко причастным к следствию, смотритель пришел на громкий процесс и узнал сына.

Оказалось, что Мержвинская украла его потому, что обнаружила в нем какое-то сходство с почтовым служащим Соколовым. Выдавая мальчика за общего ребенка, женщина получала деньги на его содержание. Забавно: Соколов увидел, что мальчику сделано обрезание. Но лже-мать убедила, что это — «особенности».

Зато настоящий ребенок отравительницы куда-то исчез навсегда.

ЭПИЛОГ

На основании вердикта господ присяжных заседателей и судебного решени, Мария Феликсовна Мержвинская, 35 лет, исповедания католического, была приговорена к лишению всех прав состояния и к каторжным работам на 15 лет. В возмещение расходов по розыскам Боруха, согласно иску Давида Ципина, последнему присудили 810 рублей, что его заставило воскликнуть: «Такая радость — и Борух, и гелд!»

ГОЛОВА НА БЛЮДЕ

Это исключительное по своей безнравственности дело произошло в Казани весной 1871 года. Совершенно необычен и тот следственный прием, благодаря которому убийца признался в преступлении.

«ЗОЛОТАЯ ИГЛА»

В прошлом веке недалеко от Богородицкого монастыря в Казани жил старик-портной Иван Петрович Чернов, которого знакомые ласково величали Петровичем. Работы у портного было много. Дело свое он знал хорошо, лишнего не брал и слово свое держал. Чиновникам он шил пальто и мундиры, молодым повесам — новомодные фраки. Мог угодить и красавицам — помпадурами атласными и шелковыми или сшить татарчанкам кюльмяки из зеленых материй.

Прозвали Петровича за талант и добросовестность «Золотой иглой». Клиенты хорошо знали дорожку к домику Петровича. Кстати, этот домик о трех окошках на улицу и с полуколоннами между ними построил для отца Петровича архитектор М. П. Коринфский, знаменитость казанская. Переднюю комнату занимал сам хозяин, а две другие, небольших, уже лет десять он сдавал татарам Сатаевым. Вселились они к нему сразу после свадьбы, лет десять назад. У молодых за эти годы родился мальчик, а затем и две девчушки. В те дни, о которых пойдет наш рассказ, дети жили в гостях у бабушки.

Отец семейства — рослый красавец Джавад, от рождения имел сухую руку. По этой причине он не мог заниматься ремеслом. А промышляли Са-таевы тем, что стройная, тонкая в талии Над-иря — супруга Джавада, готовила чак-чак, это орешки с медом, зажаренные в особом тесте, а ее муж продавал их на базаре.

Доходы сия промышленность приносила скудные. Вот и кланялся Джавад:

— Прости, Петрович, опять не могу тебе деньги за жилье отдать. Потерпи долг на мне. У детишек оек (обувка) поизносилась, а денег — йок!

Петрович всегда был добрым человеком, а под старость, похоронив свою хозяйку и дочь, стал все чаще о душе думать и все больше к Богу приближаться. Обнимет он Джавада, утешит:

— Человек я одинокий, мне добро в гроб не класть. Прощаю тебе долг, а вот… возьми… — и даст пять рублей.

Брал Джавад в руки деньги, смотрел долго на них, а потом, случалось, по щеке слеза скатывалась. Парень был с крепким характером, да доброта портного сильно так его трогала.

— Спасибо, Петрович! — скажет. — Народ кличет тебя «Золотой иглой», а надо бы — «Золотым сердцем». Дай тебе Аллах счастья.

ПОД ТЮРЕМНЫМИ СВОДАМИ

В 1871 году Благовещение пришлось на пятничный день Страстной недели. Издревле на Руси существовал добрый обычай: сделать в этот праздник кому-то хорошее дело, а лучше всего — осчастливить свободой живое существо. Даже лютый Иван Грозный некоторых колодников в такой день из узилища освобождал.

Ну, а в православной жизни, народ покупал пташек на базаре и выпускал в мартовское небо.

Петрович задумал нечто более серьезное, чем с пернатыми баловаться. Отстояв заутреню в церкви Богородицкого монастыря (к слову, его основал в 1579 году сам Иван Васильевич), воспарив душою к небу, отправился добрый старик к юдоли печали, слез и горестных воздыханий — к тюремному замку.

Всю ночь лил теплый весенний дождь. Теперь же яркое солнце праздничным золотом красило землю, обещая обновление жизни. Вопреки пословице, что в такой день и птица гнезда не вьет, скворцы хлопотливо устраивали себе жилища. Из православных храмов выходили разряженные люди. Со всех сторон дрожал воздух от звона колоколов, от покрикиваний извозчиков, от веселого говора толпы.