Блуд на крови. Книга вторая

Петрович, наряженный в новую чуйку, подошел к тюремным воротам. Возле них прохаживался мрачный часовой — солдат с ружьем и примкнутым штыком. К небольшой железной двери с маленьким круглым окошком тянулись люди с кульками, сумками, свертками. Щурясь на солнце, на пороге появился с цигаркой в зубах надзиратель в мундире с галунами.

Петрович вежливо снял картуз с блестящим козырьком, поклонился:

— С праздничком вас, любезный! К кому бы мне обратиться?

Надзиратель лениво повернул красное мясистое лицо, процедил:

— Что такое?

— Так как нынче Благовещение… Мне бы выкупить какого несчастного. Деньги я принес.

Надзиратель, услыхав про деньги, сразу оживился:

— О родственнике хлопочете?

— Нет, я, милый человек, совсем одинокий. Это так… для души.

— Хм, любопытно! — надзиратель бросил вонючую цигарку, задумался. — А какой суммой, извините, вы располагаете?

— Принес пятьдесят рублей.

— Что ж! Я сейчас доложу. А вы, господин, пройдите, пожалуйста, сюда, в дежурку.

Надзиратель толкнул сапогом железную дверь, страшно заскрипевшую. Они очутились в большой комнате со сводчатым потолком и металлической балкой посредине. Высокое окошко было забрано в решетку. Комнату наполняли люди в разнообразной одежде, преимущественно бедной. Скорбной покорной очередью они тянулись к столу, за которым сидела толстая седая надзирательница в мундире с галунами на рукавах, с синими выпушками. Она принимала передачи, складывала их в большую корзину и записывала фамилии в большую амбарную книгу.

— Сюда идите, — указал надзиратель Петровичу на боковую дверцу.

ОТСТАВНОЙ ПИСАРЬ

В соседней комнатушке стоял лишь дощатый стол да грубо сколоченная скамейка. Воздух был пропитан запахом плесени, табака и горя. Все это действовало угнетающе на Петровича.

Вскоре в помещение вошел молодой, подтянутый офицер с быстрыми решительными движениями и отрывистой речью. Он с любопытством бросил взгляд на Петровича, спросил:

— Представьтесь: кто вы, что от нас хотите? Петрович, немного путаясь и сбиваясь от волнения, объяснил суть дела.

Офицер не перебивая выслушал, потом сказал Петровичу:

— Подобное у нас не делается. Но вам, господин Чернов, повезло. У нас находится под арестом некий Нечаев. Он обвиняется в краже. В случае солидного поручительства и залога в 50 рублей, мы можем отпустить его до суда на свободу

— А насовсем — нельзя? Офицер усмехнулся:

— Кого можно отпустить, так мы таких не заключаем. Предупреждаю: тип неприятный. Буянит. Вынуждены поместить его в одиночку.

Офицер взглянул в формуляр, который держал под мышкой, зачитал: — «Артамон Нечаев, 35 лет, из самарских крестьян. Служил писарем в Лейб-гвардейском Кексгольмском полку в Варшаве. Отставлен в 1869 году за воровство…» Вы не передумали? Вам, господин Чернов, придется отвечать за поведение Нечаева и его явку в суд.

Петрович вздохнул:

— Чего уж там! За тем к вам и пришел. Пока оформляли документы, надзиратель ввел в дежурку человека небольшого роста в длиннополой шинели. Он был весь какой-то растрепанный. Невероятно большие уши нелепо торчали. Из-под низкого лба глядели сошедшиеся возле переносицы маленькие злые глазки.

— Вот ваш красавец, — рассмеялся офицер. — Ну, Нечаев, кланяйся низко своему благодетелю.

Нечаев с чувством прижал руку к сердцу:

— С праздником вас, господин хороший! За то, что вы меня избавили от тюремной параши и от жидкой каши, чтоб вашему благородию медаль за усердие дали.

Петрович нанял извозчика и с освобожденным мужичком отправился домой.

СЛАДОСТНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ

Предупрежденный загодя Джавад протопил баньку. Туда первым делом был направлен Нечаев. Петрович подобрал ему со своего плеча необходимую одежонку: исподнее, порты и весьма исправную поддевку.

Надиря накрыла стол белой, тщательно выглаженной скатерью. Затем закуски поставила — сузьму татарскую, соленую капусту, огурчики.

— С праздничком! — Петрович поднял рюмку. — Нынче даже скоромное позволительно. Спасибо тебе, добрый человек, — старик поклонился Нечаеву, — ты помог нам радостную усладу сердцу доставить.

— Да уж, — самодовольно хмыкнул арестант, — ради меня теперя тебя Бог в рай возьмет. — И он залпом выпил водку и тут же, не спрашивая налил себе еще.

— Ты, мил человек, долго в узилище томился?

— Да почитай два месяца. И не за что! Ну «замочил» бы кого, а то — пустяк. Пришел я наниматься к Мухамеджанову. Слыхал, небось — богатый такой купец. Полный дом добром набит. Слуга побежал докладывать, а я — в прихожей без присмотру оставленный. Вижу: шуба енотовая висит. Смекаю: «Для чего такое издевательство? Нарочно людей смущать?» Понятно, стырил я ее — подхватил да за порог.

— И не поймали? — поинтересовался Джамал.

— Коли не спалился бы, так с тобой тут лясы не точил. — Не дожидаясь приглашения, Нечаев выпил еще водки. — Прибежал в ближайший трактир, говорю хозяину: «Гони тридцатку да ставь штоф, а шубу себе забирай!» Трактирщик штоф поставил, да сам, чувырло гнусное, за легавыми послал. Так и повязали, отвели меня в «дядин дом». Хорошо еще, что успел штоф осушить.