Летом 1892 года в ее владениях выполнял штукатурные работы некто Александр Архипов. Мужик он был тихий, безответный, из подмосковных крестьян. Семья Достоевских знала его давно, поди, лет двадцать. На сей раз он привел с собой сыночка Ивана — долговязого, косолапившего громадными ступнями, обутыми в лапти. Тот был в отца добродушен, с хитрецой, но вежлив и услужлив. Иван выполнял при своем родителе роль подсобного рабочего.
В начале ноября, когда ударили первые крепкие морозы, ремонт был благополучно завершен. Варвара Михайловна расплатилась с Александром Архиповым и пригласила перед расставанием испить чаю.
— Эх, жизнь наша приблизительная! — вздохнул Архипов-старший. — Ванька — парень большой, а, считай, сидит на моей шее. Может, хоть вы, барыня, его к какому-никакому месту пристроите?
Задумалась Варвара Михайловна, да развела руками:
— Право, не знаю! — Но, увидав огорченное лицо собеседника, вдруг решилась: — Впрочем, пусть остается у меня. Будет он вместо дворника. К тому же станет делать, что прикажу: дрова наколоть, самовар поставить или еще что. Комнату дам, да вон соседняя с моей пустует. Жалованье положу для начала четвертной билет в месяц.
Расцвел папаша, тычет в затылок чаду:
— Целуй, сукин сын, своей благодетельнице ручку…
Собственная доброта привела Варвару Михайловну в умильное состояние духа. Говорит:
— Отметить такое событие следует! — Полезла в письменный стол, исполнявший обязанности буфета, и достала бутылочку мозельского. Приказала новому работнику: — Беги, Ванюша, в третий номер. Скажи моей квартирантке госпоже Беневольской, что прошу ее взять гитару и ко мне на закуску пожаловать.
Подхватился Иван, только пятками по лестнице застучал.
Госпожа Беневольская была вдовой солиста Большого театра и неплохо пела романсы под гитару. Вскоре они гуляли вчетвером, и госпожа Беневольская, перебирая гитарные струны, говорила:
— А вот этот романс я исполняла Николаю Васильевичу…
— Это который шорник? — простодушно спрашивал Архипов.
Госпожа Беневольская фыркала:
— Нет, это который Гоголь. Эх, была я тогда юной и прекрасной. — И она брала на высоких нотах:
Веселье кончилось поздно. А утром новый дворник поселился в доме по 1-му Знаменскому.
Таинственные происшествия
И вновь потекла жизнь — размеренная и тихая. Вдова к себе никого не пускала, ездила только к дочери да к внучкам на Пресню.
Но ближе к новому, 1893 году начали с Варварой Михайловной происходить странные происшествия. Однажды в воскресное утро, как это было заведено, вышла она из дому, чтобы ехать к дочери. Ее внимание привлек высокий нескладный человек лет тридцати с лишним. Лицо его было грубым, мужицким, но голову украшала меховая шляпа, которые носят присяжные поверенные и художники. Как человек наблюдательный, Варвара Михайловна заметила сие несоответствие и даже слегка улыбнулась.
Дня через два она вновь встретила этого человека в месте, совсем не подходящем — в подъезде собственного дома. Правда, на этот раз человек был не в шляпе, а в войлочной шапке, но Варвара Михайловна узнала незнакомца сразу: мясистый красный нос, на большом лошадином лице мешки под глазами и глубокие глазные впадины делали его весьма заметным.
«Видать, кого-то из постояльцев навещал», — решила хозяйка.
Прошло еще дня три-четыре. Наступил субботний вечер, часы показывали начало девятого. Варвара Михайловна вышла из дому, чтобы у Петровских ворот сесть на конку и отправиться на Пресню к дочери. Небо было чистое. Ярко светила полная луна. На улице было довольно пустынно. Проходя мимо дома номер 2 по Знаменскому переулку, она вдруг была поражена резким скрипом снега под чьими-то ногами. Она не успела оглянуться, как кто-то сильно толкнул ее в спину, рванул, выхватил из рук небольшой саквояж и бросился обратно во двор.
— Караул! Помогите! — закричала Варвара Михайловна.
Минуту или две оглашала она криками пространство, пока не явились городовой и дворник.
— Побежал вон туда, за дровяной сарай! — объяснила женщина. — Такой высокий мужчина. Зверский, очень странный случай! У меня в саквояже всего шесть рублей — бог с ними, пусть пользуется. Может, ему есть нечего. Да вот ключи жалко: от сундука, от письменного стола и дверей. Все настроение, паразит, испортил!
Варвара Михайловна так расстроилась, что не поехала к дочери, а вернулась домой. Разбудила Ивана. Тот помог вскрыть дверь.
Что-то неладное
Наутро к ней постучал Иван:
— Пустите, барыня, что скажу… Я доподлинно выяснил, кто у вас саквояж укравши.
— Ну?
— Соседские дворники сказывают, что какая-то кухарка обличье мужское принимает и на прохожих разбойно налетает. Отчаянная, страсть! Интер-ресный хвакт!
— Глупость несешь!
— Никак нет-с! Потому как ей кто-то говорил, что у вас есть громадный капитал, а дома вы его хранить боитесь. За собой носите. Вот за эти подозрения она на вас набросилась.