Блуд на крови

В феврале 1837 года ушла из жизни мать. Через год не стало отца. Опекуном был назначен титулярный советник Петр Андреевич Карепин, обер-аудитор канцелярии Московского военного генерал-губернатора. Это был честный и благородный человек, проявлявший к сиротам истинно отеческую заботу. Варвара Михайловна полюбила его. И хотя аудитор был на двадцать семь лет старше, они по взаимному влечению и согласию пошли под венец. За свадебным столом сидело много достойных гостей. И самый почетный — генерал-губернатор князь Дмитрий Васильевич Голицын.

Когда он встал с бокалом в руке, за столом все тут же стихло.

— Радуюсь, Петр Андреевич, твоему достойному выбору. Уверен, что твоя молодая и прекрасная супруга станет для тебя не только источником земных радостей, но и стимулом усердия по службе. А мы всегда замечаем благие порывы наших сотрудников и никогда без награды их не оставляем…

Все одобрительно захлопали в ладоши, кто-то крикнул «Ура!» и «Горько! Горько!». За молодых пили адъютанты губернатора, граф Толстой и князь Друцкой, правители канцелярии Данзас, Вяземский, Изъединов, секретари Забелин, Трескин, начальник секретного отдела Камышин, столоначальники, чиновники канцелярий.

* * *

Князь сдержал слово: пришел день — и Карепин был назначен правителем канцелярии с солидной прибавкой в жалованье. Это было кстати. Один за другим пошли дети. В сорок первом году родился Александр. Теперь он доктор. Правда, несколько чудаковат. Однажды он насмешил всю Москву. На прием пришел крестьянин: «У меня, барин, повреждена губа!» Александр замотал ему рот и приказал: «Так и ходи, повязку не снимай!» Хорошо, что тот не послушался, а то умер бы голодной смертью.

На другой год появилась Мария. Эта пошла по музыкальной части, училась у самого Николая Рубинштейна (царство ему небесное!). Покойник хотя и терпелив был, но и он однажды не выдержал, выпалил на репетиции: «Извините, Марья Петровна, но вы в музыке… дубоваты!»

А еще родилась Елизавета. И были еще Петр и Софья, но умерли в самом младенчестве. От первого брака у Карепина осталась дочь Юлия.

Благо, что одна из теток завещала Варваре Михайловне двадцать пять тысяч. Вот на эти деньги и купила своевременно два дома возле Петровского бульвара — один в глубине двора, где теперь жила, по 1-му Знаменскому переулку, и еще по 2-му Знаменскому.

Квартиры хорошо сдаются, да постояльцы пользуются добротой хозяйки, плохо платят деньги. Все считают, что она миллионщица и скряга. А на самом деле еле-еле концы с концами сводит. Она ведь одинока много лет, без хозяина!

Петр Андреевич помер еще в 1850 году. Он очень сильно переживал арест Федора по делу Петрашевского.

Варвара Михайловна ярко, с мельчайшими подробностями помнила тот зимний морозный вечер, когда муж вернулся со службы — утомленный и, как все последние месяцы, печальный.

Отужинав, он сел в гостиной с газетой в руках. В ней живописалась страшная сцена символической казни Федора и других петрашевцев, вершившаяся на Семеновском плацу 22 декабря.

Варвара Михайловна была в детской. Когда она вошла в гостиную, то увидела Петра Андреевича, лежавшего на паркетном полу. Прибывший вскоре врач засвидетельствовал смерть от паралича сердца. Ему было всего пятьдесят три года…

Высший смысл

— Эта юная вдова долго в одиночестве не засидится! — таково было всеобщее мнение. И оно имело серьезные основания. Варвара Михайловна была молода, умна, хороша собой. Одним словом, производила эффект.

Но бежали дни и годы. Ни богатый помещик, ни отставной генерал к ней не сватались. И это было понятно. Все ее высшие интересы вращались вокруг детей. Их надо было кормить, оберегать, лечить от инфлюэнцы и кори, учить музыке и танцам, наблюдать за прилежанием в гимназии.

Она перестала следить за модой, не было времени, чтобы сходить в гости или принять у себя.

Варвара Михайловна порой вздыхала: «Что делать, коли Господь призвал нас на грешную землю, чтобы делать добро ближним. Мои ближние — это дети. Вот им и посвятила я жизнь». Заметим, что на земле Российской всегда были и есть такие святые женщины. Увы, осталась вдова без новой семьи, но с долгими одинокими вечерами в собственном доме на Петровском бульваре.

Она прощала неуплату долга за жилье бедным постояльцам, отказывала себе в самом необходимом, чтобы дать лишний кусок детям и внукам.

«Скряга! — ехидно улыбались злопыхатели. — Живет подобно нищей, а у самой, говорят, в перине миллион набит!»

Федор Михайлович, великий знаток человеческих сердец, был иного мнения. Двадцать восьмого ноября 1880 года он писал своему братцу Андрею: «Варвара Михайловна была скупа лишь по отношению к самой себе, но всегда была готова помочь тем из близких, которые нуждались в материальной поддержке». Это были слова мудрого человека.

* * *

Впрочем, коли быть совсем точным, Варвара Михайловна стремилась помогать не только близким, а всякому, с кем сводила ее судьба.