Блуд на Руси (Устами народа) - 1997

«Брак по природе один, как одно рождение и одна смерть, — отвечала сестра св. Григория Нисского св. Макрина, когда по смерти жениха ей предложили выйти замуж за другого. — Жених мой жив в надежде воскресения, и было бы нехорошо не сохранить ему верности». Более поздние памятники говорят о повторных браках уже в смягченных тонах, но основное церковное учение осталось неизменным: норма брака — это абсолютное единство, а повторение брака допустимо лишь как средство для избежания худшего — разврата, как своего рода лекарство.

Сергей Троицкий (1878—1972)

богослов,

профессор канонического права.

Показание № 100.

Что такое секс, чувственная страсть для русской женщины и для русского мужчины? Это не есть дар Божий, благо, ровное тепло, что обогревает жизнь, то сладостное естественное отправление прекрасного человеческого тела, что постоянно сопутствует зрелому бытию, — чем это является во Франции и где любовники благодарны друг другу за радость, взаимно друг другу приносимую. В России — Это событие, не будни, но как раз стихийное бедствие, пожар, землетрясение, эпидемия, после которого жить больше нельзя, а остается лишь омут, обрыв, откос, овраг...

Но то, что в России соитие-событие, может, так это и надо! и в природе вещей! Ведь как рассуждает герой «Крейцеровой сонаты»: Мужчина и женщина сотворены так, как животное, так что после плотской любви начинается беременность, потом кормление, такие состояния, при которых для женщины, так же как и для ее ребенка, плотская любовь вредна... Ведь вы заметьте, животные сходятся только тогда, когда могут производить потомство, а поганый царь природы всегда, только бы приятно.

И в самом деле: ведь акт зачатия есть один из катастрофических моментов в жизни живого природного существа. К нему оно готовится, зреет и, когда готово, отдает в нем свой высший сок, передает эстафету рода, и дальше, собственно, его личное существование в мире становится необязательным. Недаром в разных животных царствах гибнут после оплодотворения, а в мировосприятии русской литературы, как правило, мать умирает после рождения ребенка (таковы — сироты с материнской стороны — большинство героев Достоевского и т.д.). Значит, может быть, именно то отношение к Эросу как к грозной надвигающейся величавой стихии, а к соитию как однократному священнодейству — и есть то, что присуще, нормально для природы человека? И напротив: разменивание золотого слитка Эроса на монеты и бумажные деньги секса, пусканье Эроса в ходовое обращение — противоестественно?

Итак, необходима ли человеку постоянная и равномерная сексуальная жизнь?

...Попробуем идти не от рецептов логики, а от живого представления человека.

Что есть чувственность? Это тонкокожесть, острая реактивность нашего покрова кожи, той пленки, что отделяет (и соединяет) теплоту и жизнь нашей внутренности от мира кругом. В этом смысле человек наг и гол по своей природе: лишен панциря, толстой кожи, шкуры, меха, волос и всю жизнь он имеет вид новорожденного животного, и, значит, ему, словно по божьей заповеди, предназначено быть вечным сосунком, младенцем. В оборону нам, вечным детям природы, и предоставлено быть мудрыми, как змеи: дан разум, мысль, труд и искусство, чем мы и нарастили над собой шкуру одежд, панцирь домов, рощи городов. Это те соты и паутины, что мы себе выткали. Но в глубине существа человек знает и чует себя, что он наг и сосунок, и, когда ложится спать и скидывает одежды, все его детство и младенчество проявляется: он зябко кутается, свертывается клубком словно вновь в утробу матери возвращается. Потому все — даже гнусные люди и злодеи — во сне умилительны, и даже справедливо убивающий сонного (леди Макбет) потом всю жизнь казнится, ибо душа сонного безгрешна.

Животное же, и когда спать ложится, все в своем панцире, в дому и в отьединности от мира пребывает: одежд ему не скинуть, кожа толста. Самец и самка, даже когда в одном логове и гнезде спят, не суть плоть едина, ибо каждый своей шкурой прикрыт, единолично в своем доме жить продолжает. А вот когда под одной крышей оказываются мужчина и женщина, они два существа под одним панцирем, а когда на одном ложе и под одним одеялом — уже два беззащитных новорожденных младенца-сосунка, каждый уже полусущество (пол-половинка, секс-секций, часть, рассеченность), несамостоятельное и не-самолежательное, и эта их неполноценность, нежизненность друг без друга влечет их к соединению, в чем они и становятся плотью единой...