В сущности наша история никогда не обрывалась и не могла оборваться. Как ни крут и резок кажется переворот, произведенный в нашей истории реформою Петра, но если всмотреться в него пристальнее, то окажется, что он вовсе не так окончательно порешил с древнею Русью, как воображает, с глубоким прискорбием, большая часть славянофилов. Древняя Русь не могла внезапно исчезнуть вместе с обритыми бородами. Она вовсе не так далеко от нас, чтоб представить ее нам каким-то раем земным, населенным чуть ли не ангелами. Поверьте—
И прежде такал человек,
И прежде кровь лилась рекою.
И после нас опять будет плакать человек и кровь будет литься. Что же делать? От этого грустного обстоятельства не спасешься допотопными иллюзиями. Действительность напомнит о себе и покажет, что решительно не стоит убиваться из-за того, ежели в древности бояре в думе сидели, брады свои уставя, а ныне чиновники в разных местах сидят, вовсе бород не имея. Ведь они и без бород также точно думают и точно так же дело делают, как прежде делали с бородами. О чем хлопотать-то? Ведь форма решительно ничего не значит. Рассаживать ли гостей по местническим счетам или по табели о рангах, и то и другое равно скучно. Сходиться ли с мужчинами отай, через баб, или вьявь, самим по себе, и то и другое равно приятно.
Отдадим же древней Руси справедливость хотя бы в том, что она ничуть не хуже, чем новая, умела внести скуку во все официальные отношения и умела изыскивать средства для пользования запрещенными приятностями жизни. Зачем так отодвигаться от наших предков, смотря в уменьшительное стеклышко на их жизнь, со всеми ее пороками и слабостями? Посмотрим на них простыми глазами и нс будем смущаться, если они окажутся ближе к нам, нежели мы хотели бы. Неужели мы позволим себе испугаться, что через это сократится длина нашей генеалогии? Пора бы уж нам, кажется, смотреть на это равнодушно и, оставивши предков в покое, подумать несколько серьезно о том, на что мы сами-то годны.
В 1920 году Максимилиан Волошин прозорливо угадал, проследил и предвосхитил судьбоносную связь времен.
Расплясались, разгулялись бесы
По Руси и вдоль и поперек.
Рвет и крутит снежные завесы
Выстуженный северо-восток.
В этом ветре гнет веков свинцовых:
Русь Малют, Иванов, Годуновых,
Хищников, опричников, стрельцов,
Свежевателей живого мяса,
Чертогона, вихря, свистопляса:
Быль царей и явь большевиков.
Можно гадать, чьим наущением богомольный и великолепно образованный властитель обратился во «льва рыкаюшего.» Указывали, в частности, сопоставляя по времени со второй женитьбой, на дочь черкесского князя Марию Темрюковну. Только едва ли Иван нуждался в чьих-то советах. На похоронах первой жены Анастасии он бился в истерике, но не прошло и месяца, как, по слову летописца, «нача царь яр быти и прелюбодействен зело». Если Анастасию он, пусть по-своему любил, то прочих жен не слишком стеснялся. Чуть не на глазах гонялся за девками или, того хуже, возлегал с очередным недолговечным фаворитом. Он вообще был грязен в интимных делах. В Твери, где бесчинствовал, идучи с опричниками на Новгород, всем женщинам было велено встать у окон с задранными рубахами.
Кромешная бездна, втягивавшая в свою безумную круговерть и ближних, и дальних, просто не могла не затронуть Ивана Ивановича — наследника. Случайным это убийство назвать невозможно. На последнем отрезке жизни Грозный все чаще страдал недугами и как-то в припадке черной меланхолии заявил сыну, что передает трон шведскому принцу. Таков был патриотизм самодержца, чей пример ласкал больное воображение Сталина...
Первых двух жен цесаревича Грозный сослал в монастырь, третью Елену Шереметьеву, невзлюбив с первого дня, изводил придирками. Ее отца объявили изменником, одного дядю обезглавили, другого заточили в скит.
Однажды царь застал Елену в одной рубахе, тогда как положено было, невзирая на жар в натопленной комнате, сидеть по меньшей мере в трех. Несмотря на то, что женщина была на сносях, коронованный деспот нещадно отколотил ее посохом, отчего и произошел выкидыш. Напрасно пытался царевич удержать отца. Это лишь распаляло его всепоглощающий гнев. Венцом сцены явился тот самый удар в висок, приведший к смерти наследника.
Смерть, которую Грозный сеял повсюду, обрекла на исчезновение династию Рюриковичей. Закономерная развязка. Кончина самого царя подстать сталинской, тоже окутана тайной.