Блуд труда

Ведь есть и та сторона. Есть родственники убитых, которым до дембеля оставалось меньше полугода. Литовский режиссер Стаулюс Бержинис, которому я низко кланяюсь за помощь в подготовке этого материала, снял о Сакалаускасе документальный фильм «Кирпичный флаг». Он объехал семьи погибших. Они были непримиримы. Никто не желал признавать за своими детьми никакой вины. Вот красноречивое коллективное письмо в прокуратуру ЛенВО:

«Этот фашист-убийца, спасая свою шкуру, всячески лил грязь на наших детей. Этот сопляк, прослуживший всего восемь месяцев в армии (и здесь дедовщина!- Д.Б.), заслуживает лишь высшей меры».

Брат одного из убитых, чью фамилию я здесь называть не буду (теперь его родина – тоже заграница, но восточная), молодой красавец с жесткими чертами лица, сказал Бертинису прямо в кадре: если Сакалаускаса помилуют, я все равно его убью. Найду и убью. Этими руками.

И фотография убитого – одного из тех двух, кто насиловал,- висела в школе рядом с фотографией другого выпускника, убитого в Афганистане.

А про других, по большей части сельских жителей, односельчане говорили: «Такое нежное было дите…»

И про Сакалаускаса говорили подобное.

Ненависть сельских к городским – ведь давно известная; ее культивировали тут все, от секретарей обкомов до прозаиков-деревенщиков. Но, конечно, не в одной социальной разнице тут дело: просто Сакалаускас был другой. Прибалт, домашний, тихий, замкнутый, упрямый,- непростительно другой, этим и вызывавший ненависть. И то, что действовал тогда пресловутый принцип экстратерриториальности (нельзя было служить ближе 600 километров к дому), и то, что интеллигенцию старательно окунали в народ, пока не переставала опять же дергаться,- все виновато.

А сам-то он, спросят меня? А сам он – не виноват?! Ведь и прогрессивнейшее по тем временам «Искусство кино» писало тогда: в спецвагоне невиновных не было!

Минуточку. Женщина, всеми средствами защищающаяся от насильника и даже убивающая его,- в глазах населения всегда героиня. А юноша, над которым измывались восемь месяцев, и не в одиночку, а стаей, юноша, с которым сделали самое гнусное, что только можно, и опять не в одиночку, юноша, который нашел в себе силы отомстить за себя,- он преступник, заслуживающий высшей меры? Следователь, который вел это дело, осмелился сказать журналисту, что, если бы остался в живых хоть кто-то из мучителей Сакалаускаса, они тоже предстали бы перед судом. И за эти слова был тотчас услан на Север: шел все-таки восемьдесят девятый…

Но Сакалаускас всего этого уже не знал.

Он сошел с ума.

Это случилось во время следственного эксперимента, когда его на очередной психической экспертизе в который раз просили показать, как именно его насиловали и как именно он стрелял.

После своего преступления, как рассказали мне хорошо помнящие его врачи петербургских «Крестов», он выказывал все признаки глубочайшего надлома: угнетенность, замкнутость, загнанность, нежелание и неспособность общаться. Постоянно повышенный пульс, бессонница, признаки мании преследования. Он был уверен, что его казнят. Он ни на секунду не переставал мучиться виной. Когда к нему привезли мать, он ничего не смог ей сказать – только разрыдался.

Он вообще почти не говорил.

Врачи разделились: одни говорили, что все это реактивный психоз и в момент убийства он был вменяем. Другие, их было большинство, утверждали, что в скрытой форме психические отклонения у Сакалаускаса были давно – детонатор сработал после самых страшных унижений, которым его подвергли. Правы оказались вторые: ни один реактивный психоз не может длиться годами. Симуляция исключалась: Сакалаускаса тестировали самые опытные судебные психиатры Ленинграда. В 1989 году всякие сомнения в его невменяемости отпали. И точно: измученный сначала в армии, а потом в тюремных психушках, он не выдержал. Он стал казаться себе инопланетянином, над которым ставят опыты.

Был такой прием у советских призывников, если кто не помнит: представлять себе, что ты инопланетянин и все это делают с тобой, чтобы испытать. Такой прием, называемый у психологов «транзит»,- перенос всех мук на ложную, вымышленную личность.

И когда съемочная группа Бертиниса приехала снимать Сакалаускаса, они ожидали увидеть задерганного, загнанного человека – а увидели довольно спокойного. Он уже понял, что он инопланетянин. И что все происходящее – часть грандиозного эксперимента. А потому ему ничего не могут сделать.

У него были моменты просветления, если можно так назвать периоды, когда он метался, рыдал, пытался покончить с собой,- двадцатилетний юноша, изнасилованный, измученный, доведенный до самого страшного греха. Тогда он по неделям не спал от страха и отчаяния. А потом наступал спасительный бред, когда он не понимал происходящего и не узнавал людей, входящих к нему,- и действительно не узнавал: пульс у него при их приближении был ровный, тогда как будучи в сознании, он боялся их. Все эти наблюдения доказали, что Сакалаускас болен, что трагедия подтолкнула его болезнь и выгнала ее наружу, что болезнь эта практически неизлечима.