Блудное художество

– Вы предполагаете, будто он похитил стилет из чулана?

– Да ни хрена я не предполагаю! Ладно, вели всем собираться…

Но сам Архаров не поднялся из-за стола, а едва ли не улегся на столешнице.

Шварц тоже с места не сдвинулся, а стоял, как вкопанный, и беззвучно шевелил губами - но не произнося неслышимые слова, а так, словно по губам ползало, не желая улетать или падать вниз, некое неприятное насекомое. Правую руку же сунул за пазуху.

– Не извольте беспокоиться о стилете, ваша милость, - вдруг сказал немец. - Вот он.

И на архаровский стол лег длинный и тонкий нож с необычным для Москвы трехгранным лезвием.

– Мать честная, Богородица лесная! Откуда это? - спросил Архаров.

– Из подвала, сударь.

Вообще Архаров был довольно сообразителен. Но сейчас все получалось не так - Шварц, как полагалось бы, не рассказывал подробностей, да и вошел столь буднично, как если бы доложил о прибытии телеги с дровами, а не об этой страшной находке. Что-то со стилетом было не так… и вдруг явилась догадка…

– Так, выходит, твоя работа, черная душа, - тусклым голосом сказал Архаров.

– Моя, сударь, - преспокойно отвечал Шварц.

И видно было, что совесть его молчит.

– Припрятал и поднял суматоху.

– Именно так.

– Иного ничего выдумать не мог?

– Я должен был посеять меж ними тревогу. Иначе я никак бы не заставил всех полицейских разом проявить бдительность.

– Да уж заставил…

Архаров отвернулся. Ему даже видеть немца не хотелось.

– Очевидно, вы, ваша милость, мало имели дело с людьми невиновными, - сказал Шварц. - Невиновные не склонны к сочувствию своим виноватым товарищам и потому весьма ленивы. Я же поставил всех служащих полицейской конторы в положение виновных - ибо подозрение в краже стилета ложилось на всех, включая меня самого и даже на вас, сударь. Потому все засуетились, ища способа обелить себя. И таким образом вспомнили визитации старых полицейских, назвали имена, остальное же было несложно, коли изволите вспомнить. Абросимов и Савин разом отправились искать Елизарова. И, коли угодно вспомнить, он явился виновником…

– Но ты знал, черт тебя побери, что все подозрения лягут на Костемарова?! - вдруг заорал Архаров.

– Сему молодому наглецу сие было бы весьма полезно.

– А коли так - ступай и приведи его сюда! Сейчас же! Живого! Невредимого!

Архаров был неимоверно зол. Злость эта долго медлила явиться на свет, но теперь вскипела наконец - и кулаки чесались сбить немца с ног зубодробительным ударом.

– Мне незачем ходить за Костемаровым, - отвечал Шварц. - Осознавая обстоятельства, я готов заказать по нему панихиду.

– По тебе бы кто панихиду заказал!

Спокойствие и бесстрашие Шварца раздражали обер-полицмейстера неимоверно. Он чувствовал себя человеком, выстроившим здание, населившим его людьми - и вдруг узревшим, как сие здание рушится, люди гибнут. Виновник же бедствия был в тот миг сильнее хозяина дома, ибо он свое зло уже сотворил, а будет ли равноценная злу кара - неведомо.

То, что Шварц в этом деле вздумал распоряжаться сам, заварил крутую кашу, оказал себя проницательнее и хитрее начальства - еще полбеды. Он действовал так, как если бы начальства не было вовсе: сам решил, сам исполнил, а правду сказал потому, что обстановка в палатах Рязанского подворья уже сделалась совершенно бешеной.

Разумеется, вспомнилась Каинова басенка о коте и крысах… и кто же тут, с позволения молвить, кот?…

– Ну что же, Карл Иванович. До сих пор ты служил честно, и я обещаю тебе повышение в чине, чтобы вышел хороший пенсион, - сказал Архаров. - С завтрашнего дня ты в отставке, а бумаги потом выправим. В контору более жаловать не изволь. Тебя заменит Ваня Носатый.

– Смею рекомендовать Кондратия Барыгина, - не переменившись в лице, отвечал немец.

– Я сказал - Ваня. Он своих товарищей под плети подводить не станет.

– Как вашей милости будет угодно.

Казалось бы, тут-то и следует Шварцу уйти из кабинета. Но он все стоял напротив стола, глядя на стилет. И Архаров сперва хотел было встать и вытолкать его в тычки, потом понял, что это дурость, всей Москве на смех. Мало ли кто околачивается в коридоре… Дело следовало покончить без лишнего шума.

– Ступай, - тихо сказал Архаров.

Шварц взял со стола стилет.

– Оставь.

– Я должен вернуть его в чулан, поскольку он теперь является государственным имуществом, - так же тихо отвечал Шварц.

И тут Архаров вспомнил былое.

Он вспомнил крыльцо и дверь, подпертую всякой дрянью, скамейками, досками, старой тачкой. Вспомнил, как в восемь рук ее высвобождали. И как на крыльцо выпал человек в дымящемся кафтане и парике. Едва ль не единственный московский полицейский, честно исполняющий свой долг в чумном городе…

Человек, в одиночку решившийся поддерживать порядок, невзирая на бунт, в одиночку вышедший против шайки мародеров, несомненно, умел принимать решения и готов был отвечать за свой выбор. Вот и сейчас - он мог вовеки не рассказать, что сам припрятал стилет. Но выбрал правду - чтобы воцарился в полицейской конторе столь любимый им порядок.