Блудное художество

– Что ж они мне не сказали? А я-то, дурак, не пойму - чего они перескудрошились!…

Марфа посмотрела на Федьку очень выразительно, но он не понял взгляда.

– Так о чем это я? - продолжала она. - Облава! Нищие, что в хибарах живут, встают рано - им к церквам расходиться, к всенощной, за подаянием. Может, кто приметил - не бабу, ну ее к бесу! Детишек, парнишку и девочку. Бабы там такие околачиваются - клейма ставить негде, кто на них глядеть станет? А детишек, что мамку искали, могли запомнить. А, может, кто их и прибрал, когда с дитенком - лучше подают.

– Облопался наш Тимоша… - горестно сказал Федька. - Пертовый маз с ним круто разберется, коли так… Да и с Демкой…

– Помяни мое слово, Демка все это без Тимофеева ведома проделал, - убежденно произнесла Марфа. - Я ж тебе толкую - некогда ему было за Тимошей бегать, майская ночь короткая, он сперва ту елтону укосал, а потом уже Тимошу отыскал.

Федька вздохнул - у Марфы все получилось весьма складно.

– Послушай, молодец, - сказала она, как бы сжалившись, - а спроси-ка ты у Тимоши их приметы. Я-то во многих домах бываю и со многими людьми дружбу вожу. Глядишь, хоть детишек отыщем.

– Я к тебе кого-либо из парнишек с запиской пришлю, - отвечал Федька. - Не может быть, чтоб Демка!

– Худо ты своего Демку знаешь, - вздохнула Марфа. - Мало ли, что шур? Шиварища выручить - святое дело…

– Шуры не жулят.

– При нужде - ох как жулят…

И Федька, знавший мазовские и шуровские правила главным образом по рассказам, смутился - Марфе-то виднее, может шур пустить в ход острый жулик, или даже ради спасения жизни не нарушит закона.

На вторую перемену Марфа подала жареную рыбу, на третью - толстые оладьи с медом, на четвертую - сладкую рисовую кашу на молоке и с корицей. Словом, накормила на славу.

Пожалев еще раз, что не встретился с Клаварошем, Федька засобирался прочь. Марфа тут же догадалась, как его использовать, - сложила в миску горячие оладьи, масленые, румяные, полила медом, увязала в холстинку и наказала, что коли Клаварош в полицейской конторе - пусть без промедления съест!

Федька и поспешил, почти побежал, невзирая на избыточно сытое брюхо: не хотел, чтобы его с этим узелком видели. Вот и не приметил, как на углу Псковского и Ершовского переулков проводил его взглядом Яшка-Скес. Правда, Яшка, увидев издали фигуру в знакомом мундире с медными пуговицами, заранее отступил в сторонку - ему вовсе незачем было слушать Федькины расспросы.

А меж тем он раздобыл кое-что любопытное.

Феклушка по его просьбе расспрашивала окрестных баб, а здешняя баба встает рано и видит много. Опять же - Марфа вызывала у соседок немалое любопытство, замешанное на изрядной недоброжелательности. Рассуждая о ее подвигах, каждая старая перечница ощущала себя чуть ли не ангелом небесным. И потому Феклушкины язвительные расспросы никого не удивили. Выяснилось - к сводне кто-то повадился шастать по ночам. И она того человека привечает в старой летней кухне на краю огорода. Прямо в сорочке к нему и выходит, из чего нетрудно вывести - знакомы они весьма близко. Видели, как он оттуда уходит, но лица не разобрали - шляпа ниже бровей надвинута.

Это Скес еще мог понять - Марфа для чего-то встречалась с одним из бывших своих избранников. Но беседы на огороде никак не объясняли десяти грязных чашек из-под кофея. Да и путешествий в карете графа Матюшкина - тоже.

Приласкав Феклушку и попросив ее присмотреть за Марфой, Скес уже собрался прочь из Зарядья, да едва не налетел на Федьку. Пропустив его вперед, Скес пошел за ним следом и прибыл к Рязанскому подворью ровно две минуты спустя.

Там Архаров сводил воедино все полученные о господине де Берни сведения.

Француз признался Клаварошу, что в доме большие строгости, но для чего ему по ночам уходить, какие такие дела завелись у него в Москве - старательно скрыл. Клаварош доложил также, что лишнего этот господин де Берни не говорит, и при расспросах, давно ли в России, преловко сворачивает на другие материи. Притом и руки у него удивительно шустрые. Жеребцов донес, что ночью у дома вдовы Огарковой поставит более основательное наблюдение. Федьку, едва увидев его на крыльце, Абросимов тут же погнал к начальству. Его донесение о руине на Спиридоновке дополнило общую картину.

– Стало быть, Жеребцов, действуем так. Когда наш мусью вдругорядь ночью в окошко полезет, следить за ним, и как поймешь, что он на Спиридоновку собрался, - тут же хватай, вяжи. И тут же шли человека сюда… Федя, надобно там все обшарить.

– Уже послал Макарку с Никишкой, ваша милость! Через час, поди, явятся! - доложил Федька, страшно довольный, что опередил мысль Архарова.

Обер-полицмейстер невольно улыбнулся.

– Мусью Клаварош, каков из себя этот учителишка?

– Фигура… - француз изобразил длинными руками нечто настолько знакомое, что архаровцы чуть ли не хором воскликнули:

– Устин?!