Блудное художество

Духами Дунька спрыснулась не зря. Хоть она и была самого подлого происхождения, в детстве и гусей пасла, и за коровой ходила, так что навозный запах был ей не в новинку, однако избаловалась, живя на Ильинке, и ароматы московских длинных переулков уже вызывали у нее брезгливую гримаску. Москвичи не только лошадей, кур и коз - коров и свиней держали, да еще во всех дворах стояли дощатые нужники над выгребными ямами, которые редкий чистюля приказывал выложить камнем. Раз в месяц ночью приезжали золотари с черными бочками - и уж в ту ночь молодое население переулка не бегало друг к дружке в гости, не свистело под окнами - вонь стояла даже для человека привычного невыносимая. Работали золотари семейными артелями и брали за свои труды с обывателей немалые деньги.

Переулок, куда выходили ворота заднего двора архаровского дома, благоухал не лучше и не хуже прочих. Но Дунька не хотела входить с парадного крыльца. Разумеется, ее бы впустили, и весьма любезно притом, но она желала проскользнуть как можно более незаметно.

Калитка, как всегда, была не заперта. На дворе у конюшенных дверей все еще хозяйничали при свете фонаря кучер Сенька с конюшонком Павлушкой. Судя по беседе, одна из лошадей заболела коликами, и надобно было ее водить хоть всю ночь - пока не полегчает. Места на дворе для таких маневров было маловато, и Павлушка предлагагал гонять бедную скотинку по переулку, взад-вперед, да рысью.

Дунька постояла, дожидась, пока они войдут в конюшню, и совсем было собралась перебежать через двор к заднему крыльцу, но калитка у нее за спиной скрипнула. Она обернулась и увидела очертания высокой и статной фигуры в епанче и треуголке.

– Ахти мне… - прошептала Дунька, но не от страха и не от растерянности, а потому, что забыла французское слово для сего явления. Слову выучил покровитель, оно было звучное, весьма Дуньке понравилось, и она прекрасно запомнила историю, с ним связанную.

Верзила в треуголке постоял несколько, озираясь по сторонам, и шагнул во двор. Это Дуньке не понравилось. Приличный гость явился бы к хозяину с парадного крыльца. Да и время было не для светских визитов.

Она знала, что Архарова прошлой зимой хотели застрелить, знала также, что были у него недоброжелатели и в дворянских кругах, и в простонародье. Мужчина, который поздним вечером крадется в архаровский особняк, озираясь и явно от кого-то прячась, мог быть опасен.

Дворня уже, надо думать, укладывалась спать. Сенька с Павлушкой врачевали лошадиную колику. Сам хозяин дома, скорее всего, сидел в шлафроке на постали и раскладывал пасьянс. Коли чейчас не заступить дорогу - верзила, поди, запросто проскочит в дом, и лови его там. От Марфы, а та - от Клавароша, Дунька знала, что и такое как-то случилось.

Она вышла из тени и окликнула пришельца.

– Стой, сударь! Ты кто таков?

– А твое какое дело?

– А такое, что назовись!

– Пошел вон.

Верзила явно вознамерился попасть в дом, но не следовало ему злить Дуньку. Она выдернула из ножен шпагу и, первой успев достичь крыльца, повернулась к странному гостю.

– Сам вон пошел, орясина! Не то насквозь пропорю!

– Ты-то?

– Я!

Биться на шпагах Дунька, разумеется, не умела. Но она, как всякая московская девка, умела замечательно визжать.

Правда, сие оружие сразу в ход пускать она не собиралась. Верзила был слишком близок к калитке, коли что - пустится бежить, и поминай как звали, а Дуньке - объясняться с Архаровым.

– А ну, ближе подходи! - выставив вперед клинок, потребовала Дунька. - Чего струсил? Думал, так просто в дом к обер-полицмейстеру попасть? Не глупее тебя, сударь, тут люди живут!

Она говорила громко в надежде, что кто-то из мужчин выглянет на голос и помощет задержать верзилу.

И точно - из конюшенных дверей Павлушка вывел мерина Агатку.

Верзила беспокойно обернулся, но Павлушка повел коня к калитке - не открывать же ради одной скотины ворота.

– Имай вора! - закричала Дунька. И бросилась вдогонку за ночным гостем.

Конский круп был едва ли не шире калитки - в архаровском хозяйстве лошадей впроголодь не держали. Да и пугать коня, который чувствует неловкость, протискиваясь непонятно зачем меж деревянных столбов, тоже не стоит, тем более, когда он стоит к тебе задом.

Верзила отскочил от конских копыт с удивительной ловкостью, тут же Павлушка закричал на Агата, из конюшни выскочил с вилами кучер Сенька, а на крыльце появился истопник Михей, собравшийся в нужник.

– Имай вора! - повторила свой пронзительный призыв Дунька и, наскакивая на него со шпагой, отогнала ошарашенного гостя от калитки.

Общими усилиями его прижали к стенке курятника.

Тут уж заговорил истопник Михей, детина здоровенный, который с топором для колки дров обращался с такой легкостью, словно секретарь Саша - с гусиным перышком.

– Ты кто таков? - басом спросил он. - Почто ночью по чужим дворам шастаешь?

При этом в грудь верзиле были нацелены и Дунькина шпага, и Сенькины вилы.

– Да что вы, сбесились, сукины дети? - спросил гость, особого страха не выказывая. - Барину своему доложите - из столицы-де к нему приехали…