– Стало быть, ты, сударыня, увидела мой силуэт, - уже не притворяясь, будто принимает Дуньку за кавалера, сказал Алехан. - И у тебя, Архаров в доме все та же страсть к Франции и французам, что в высшем свете. Спасу от нее уж нет…
Тут Дуньку осенило.
Она вспомнила ту давнюю эпиграмму, коей обучил ее господин Захаров, и произнесла ее с теми же интонациями, сперва - комически-горестными, затем - победительными:
Алехан так и замер с открытым ртом.
– Ого! Ну, сударыня, тут ты меня одолела! Архаров, мы так и будем у крыльца стоять? Веди в дом, вели самовар вздувать. Голоден, да и выпить не откажусь. Только тихо - никто не знает, что я в Москве объявился… Надо же - у тебя на заднем дворе кантемировские вирши услышал!
– Извольте, ваше сиятельство, - сказал, пятясь, Архаров. - Меркурий Иванович, буди Потапа, спроворьте все, как надобно. А ты…
Он посмотрел на Дуньку весьма неодобрительно и даже с тревогой - что еще вытворит при знатном госте шалая мартонка? Дунька же бодро задрала курносый нос - архаровское волнение было ей понятно, да только настала пора выказать свой норов. Тем более, что высокий и статный кавалер трижды был ею сражен наповал - так грешно ж не порадоваться своей победе.
– Сударыня, - галантно сказал Алехан, пропуская Дуньку в дверь вслед за Архаровым. - Не откажи, поужинай с нами.
– Охотно, сударь!
И Дунька поплыла по сенцам, по коридору, затем - по лестнице плавной походкой, искусство коей не всякая дама постичь умеет. Она знала, что статный кавалер идет следом и любуется игрой ее бедер, четкими движениями ножек в белых чулках.
Архаров привел Алехана в столовую.
– У меня гостят Преображенского полка капитан-поручик Лопухин и того же полка поручик Тучков, - доложил он. - Прикажете позвать?
– Да Бог с ними. Я к тебе в гости шел. Нарочно с заднего крыльца полез - не хотел шуму. Угомонись, Архаров, будем без чинов, - скаал Алехан. - Я тебя повидать желал.
– Это для меня честь, ваше сиятельство.
– Уймись. Вон с прелестницы бери пример - она уж со мной запросто. Как звать тебя, сударыня, чья такова?
– Звать Фаншетой, ваше сиятельство… - и тут Дунька наконец смутилась. Объяснять Орлову про своего покровителя, господина Захарова, она совершенно не желала. В ее понимании верность невенчанному сожителю как-то искупала блудный грех, а вот беготня от этого сожителя ночью к другому кавалеру уже была страх как нехороша, да что с собой поделаешь?…
Архаров с еле слышным сопением покачал головой. Дуньке, как всякой женщине, угодно блистать, и в этом желании она совершенно не считается с правилами отношений среди знатных людей, офицеров и чиновников. Очевидно, все женщины таковы - включая отлично воспитанную Елизавету Васильевну. Им не дано понять всех тонкостей расположения фигур на ступеньках служебной и придворной лестницы - так думал недовольный Архаров, страстно желавший научиться соизмерять глубину поклонов и интонации голоса с рангом собеседника.
– Извольте присесть, мадмуазель Фаншета, - и граф Орлов сам, собственноручно, отодвинул стул для Дуньки.
Архарову эта Алеханова галантность показалась чрезмерной. Дунька - она Дунька и есть, турнуть ее из столовой надобно, сказать втихомолку, чтоб иным разом жаловать изволила, ущипнуть там за мягкое место, чтобы не обижалась… А теперь придется с этой шалой девкой галантонничать.
Меркурий Иванович принес поднос с графинами, стопками, круто посоленными ломтиками черного хлеба - богатейшие вельможи, к чьим услугам были французские повара, водку предпочитали употреблять по-простому.
– Выпьем, Архаров, - сказал Алехан. - Твое здоровье, сударыня.
Архарову пришлось опрокинуть стопочку за Дунькино здоровье.
Он не задавал вопросов - как вышло, что граф Орлов ночью слоняется по московским улицам и забредает в гости с заднего крыльца. Алехан любил почудачить - хотя тут ему было далеко до старшего братца.