Блудный папа для сорванца

Вместо того чтобы спорить, я встал и протянул ей руку. А когда ей ничего не оставалось, как я протянуть, обхватил ладонь и вытащил девушку из-за стола. Когда мы под пристальными взорами вышли из столовой в холл, она выдернула руку и фурией набросилась на меня.

– Я же попросила по отдельности! – прошипела прямо в лицо.

В гардеробной заманчиво была открыта дверь и горел свет, и во мне взыграли тысячи желаний, но я понимал, что без нормального разговора нам нет никакого смысла переходить на другой уровень. Это только всё испортит. Глаза Лизы сверкали, искусно выделенные макияжем, полная грудь вздымалась над лифом красивого зеленого платья с золотистой сеткой, а губы приоткрылись оттого, что она шумно и быстро дышала.

– Что касается наших статусов, то точно подошло бы определение: всё сложно. Не находишь? – заломил я бровь, складывая руки на груди, чтобы держать их при себе. – В любом случае скоро придется рассказать всем о нашем положении. Ты долго собираешься держать всё в секрете? И я вообще не понимаю, чего ты боишься? Мы что, не можем пообщаться просто как знакомые? Или ты боишься саму себя, а, Лиз?

– Я просила тебя не портить Новый год ребенку, это всё, о чем я просила, – ее трясло, и я видел, что она находится на пике нервного напряжения.

– А ну-ка пошли, – позвал тихо и повел на кухню, где пришлось лавировать среди ящиков с провиантом и спиртным, а также расставленных везде кастрюль и мисок. Закрыл дверь и провел Лизу в глубину помещения – в специальный закуток, соединенный с террасой.

Сейчас вход на нее был закрыт и в небольшом пространстве поместился удобный кожаный диван рыжего цвета, столик и кресла. Уютное местечко, отделанное деревом, с большим окном во всю стену. Из него виднелись верхушки деревьев расположенного поблизости леса. Легкая прохлада проникала внутрь, и я стащил со спинки дивана плед в красно-оранжевую полоску и накинул на Лизу.

– Сейчас, еще минутку посиди, – скомандовал ей и метнулся на кухню. Электрический чайник был теплым, и я нашел кружку и пакетик чая и заварил по-быстрому Лизе горячий напиток, насыпав две ложки сахара. Надеюсь, она сластит чай. Ничего не знал об ее вкусах и очень хотел исправить положение.

– Вот, – поставил перед ней кружку и уселся рядом, наблюдая, как она, уже слегка успокоившись, подхватывает чай и пригубляет его.

 – Спасибо, – произнесла, прикрыв глаза. По-прежнему пряча взгляд.

– Лиз, – я наклонился вперед и положил локти на колени расставленных ног, чтобы видеть ее глаза. – Давай нормально поговорим. Разрешим наконец наши проблемы. Ты от меня дергаешься. Так не пойдет. Ты меня так сильно ненавидишь? Что тебя гнетет?

Она молчала долго, гипнотизируя кружку с чаем, а потом поставила ее на стол и завернулась в плед. Как в броню.

– Хорошо. Я согласна. Поговорить нужно. Нам придется как-то сосуществовать, когда мы будем воспитывать ребенка. Нам придется рассказать Кирюшке правду и решить, как распределим опеку. Мой муж не отказывается от ребенка. Он хочет его воспитывать и жить со мной. Ты прав, всё сложно, – она сказала этой с горечью, усмехнувшись через силу. – Я замужем, ты практически женат, и как-то нужно понять, как это объяснить одному маленькому мальчику.

– Но дело не только в нем, – настаивал я, пока игнорируя фразу про желание Лизиного мужа воспитывать ребенка, – сначала нужно разобраться, что между нами происходит. Я ничего не знал о ребенке. И мне трудно понять, почему ты так на меня обижена.

Я задался твердой целью вытянуть из Лизы всю правду. Судя по всему, ей почему-то было сложно касаться темы той ночи восемь лет назад.

– Может, я что-то не так сказал? Прошли годы. Я обидел тебя чем-то, чего не помню? – уточнил, протягивая руку и осторожно касаясь ее пальцев.

Не отдернула, и то хорошо.

– Дело не в ночи, Гриша. Дело в утре, – голос Лизы снова стал глухим, в нем слышались плохо скрываемые отголоски обиды. Теперь она смотрела прямо в глаза – обвиняюще и даже со злостью. – Я проснулась одна, обнаружив на тумбочке купюру. Это ничего, если после ничего не значащей ночи мужчина уходит поутру. Но ни записки, ничего. Ты отнесся ко мне как к шлюхе.

Она выдернула руку и быстро поднялась с дивана, отбросив плед и встав возле окна.

– Как это никакой записки? Купюры? Я оставил несколько и записку тоже – объяснил в ней, что это возмещение ущерба. За то, что порвал твое платье.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Поднявшись следом за Лизой, я подошел к ней и склонился над маленькой фигуркой. Она смотрела на меня во все глаза, обхватив себя руками. Дрожала.

– Зачем ты сейчас врешь? Жалеешь меня? Или у тебя привычка лгать?!

– Жалею?! Что за бред? – У меня взрывался мозг. Она терзалась, а я стоял рядом, пытаясь понять, что мне делать. Как доказать свою правду. Как убедить ее, что не хотел обижать, просто поступил по совести.

– Да! Жалеешь! Расплатился тогда со мной, а теперь услышал, что я хотела получить хоть записку, и придумываешь на ходу!