Юноши в нерешительности замерли. Все снова жмутся друг к другу. Пауза. Балтазар внимательно рассматривает их.
(Спрашивает через плечо.)
Что вы, мои дамы, думаете о сценах, которые только что видели? Разумеется, вы ничего мне не ответите. Я оказался между льдом и пламенем… Ну что ж, тогда я спрошу вас, братья мои! Это все?
Молчание.
(Говорит очень тихо.)
Ничего, кроме… Петушиный бой после всех других боев… Ну а как же мы поступим с верой? Существует ли какая-нибудь возможность вбить вам в головы диалектику святого Фомы Аквинского, чтобы вы уразумели пути промысла божьего? Увидите ли вы тогда единый католический мир? Осознаете ли, что универсальная мысль не может остановиться из-за какого-то убитого краснокожего, ибо ее задача — облететь весь мир, о котором говорят, будто он круглый?.. Это звучит слишком учено? А что с вашими сердцами, господа новоиспеченные испанцы?.. Они будут растроганы? Какая картина потрясет вас? Мученики на вертеле?.. Святой Лаврентий? Святая Урсула? Распятый Иисус… Вы видели слишком много похожего, не так ли? У вас больше нет слез… и все-таки порой над миром царит тишина… Наступает утро, роса испаряется с трав, звонят колокола, облака из зеленых становятся красными… Вы когда-нибудь поете? Я знаю одну песню, и мне хочется, чтобы вы ее выучили. Послушайте! (Встает перед сбившимися в кучу индейцами. Медленно и очень отчетливо начинает петь.)Израненное скорбью сердце,Мария, милая звезда!Луч от твоей сияющей руки,Разбив доспехи, грудь мою пронзает,И в бурном сердце золотая кровь,Лучом твоим зажженная, вскипает…
Индейцы безучастно слушают. Маргерита на мгновение поднимает голову. Каэтана тоже.
Вам нравится? Будете петь со мной?
Индейцы не отвечают.
Это доставит вам удовольствие. Давайте попробуем! Повторяйте за мной! Израненное скорбью сердце…
Пауза.
Не получается? Советую вам сначала вдохнуть полной грудью и начинать всем одновременно! Мария, милая звезда…
Никто не поддерживает. Не слышно даже приглушенного пьяного хихиканья. Индейцы молча таращат глаза.
Ведь это красивая и нежная песня! Мария простирает руки над всем миром, даже над самым смердящим и дальним его уголком… Кого вы стыдитесь? Я же знаю, вы раньше пели. Да и сейчас я вас иногда слышу. Когда в темноте объезжаю крепость… Вы лежите за оградой и поете. Ну, смелее! Пусть один начинает, а другие подхватывают! Может, ты начнешь?.. Ну, проснись! Что ты отворачиваешься в сторону? Ну?!
Индейцы, сгрудившись, пятятся к выходу; медленно, едва заметно отступают в тень, в какой-то момент группа становится похожей на скалу во мраке.
(Направляется за ними.)
Стойте! Я не разрешил вам уйти! Упираетесь!.. Вам снова захотелось кнута, не так ли?! Вам нравится мучиться… Но не выйдет! Кнута вы не получите, потому что я знаю, от этого ваша кожа только дубеет… Педро, Пабло, закройте выход! Они должны остаться!
Педро и Пабло, которые в продолжение этой сцены стояли возле выхода, по сути дела в коридоре, бросаются вперед.
Вы не хотите петь со мной песню в честь нашей небесной царицы… Хорошо! Тогда вы споете какую-нибудь свою песню! И сейчас же! Все равно, какую… Уж в этом вы мне не откажете!
Пауза. Все удивлены. Каэтана потерянно смеется, но ее смех настолько слаб, что тут же замирает.
(Вспыхивает.)
Вы должны! Будете! Я приказываю!
Индейцы начинают петь. Не сговариваясь. Из мрачной толпы раздается стон и пришепетывающее бормотание. Угадываются отдельные слова; мы с трудом понимаем, что уже слышали их. Возгласы. Возгласы сливаются. Мелодия монотонная, слова рождаются сами по себе. Протяжный тусклый плач колышется, поднимается вверх, падает и растет, растет.
Х о р.