«Блудный сын» и другие пьесы

Б у б н и к.

Л е в е ц.

Р е з к а.

Н а д а.

КАРТИНА ПЕРВАЯ

На освещенной части сцены сидит  О т е ц, он вырезает из газеты статьи и вклеивает в большую тетрадь. Одновременно с боем невидимых часов появляется  М и р а. Это довольно грузная и медлительная женщина. За ней остается полоска света, словно дверь не закрыта. Бросив взгляд на Отца, Мира вытягивает руки, рассматривает их.

М и р а. Как отекли! Пока дождь не пойдет, у меня так и будут пышки вместо рук. Гадость какая. Может, это от почек?

О т е ц. От лени и нефти!

М и р а. От какой еще нефти?

О т е ц. Нефть затянула пленкой моря и реки, испарение воды поэтому намного уменьшилось. Засухи и застои. Если эта пленка где-нибудь прорвется, небо, словно губка, впитает в себя влагу и затем отдаст ее людям. Где как: Сава высыхает, а на Миссури наводнение. Ничего не известно о минеральных маслах, о катастрофах.

М и р а. Пощади меня со своими пророчествами, отец. Меня мои почки интересуют.

О т е ц. Тебе, надо полагать, известно, что мы терпеть не можем твою ипохондрию. От женщины, которая — nota bene[16] — все свободное время пролеживает в постели, нет никакой пользы. Наследника-то нет как нет и не будет!

М и р а. Ужалить меня хочешь, но это тебе не удастся! Наследник! Я его не искала, не ждала, на это чудо я дома насмотрелась. (Очень тихо и зло.) Зачем тебе наследник, если у тебя есть сын?

О т е ц (поспешно закрывает тетрадь и опускает голову). Хорошо бы тебе замолчать! Ленивая змея хочет укусить, но у меня всегда найдется противоядие, можешь при себе оставить свой яд, тебе же лучше будет.

М и р а. Видишь, я села. Ни слова о сыне! (Садится.)

В двух отдаленных церквах слышен звон колоколов: Ave Maria.

О т е ц (вслушиваясь, наклоняет голову, затем напевает шутливо). «Вечерний звон…» Раньше у колоколов был звон лучше. После первой мировой их совсем не стало.

М и р а. Очень может быть.

Отец снова напевает.

Я эту песню хорошо запомнила: ты всегда бубнил ее, когда у тебя что-то не ладилось. И когда маму увозили в больницу.

О т е ц. Ты уже в том возрасте, когда предаются воспоминаниям?

М и р а. Скажи мне, почему ты ни разу не был у нее, когда она умирала?

О т е ц. А ты уверена, что я обязан тебе объяснять?

М и р а. Зато ты уверен, что никогда никому ничего не должен.

О т е ц. Ты аптекарша, ученая, и должна бы знать кое-что о жизни в природе, не так ли? Ну скажи, уважаемый магистр, как и когда умирают звери?

М и р а. Они умирают в одиночестве. Ты тоже к этому стремишься? Завтра твой день рождения, тебе исполняется семьдесят пять, а это значит, что у тебя осталось не так уж много времени на размышления.

О т е ц. Все подсчитано! Когда мой час пробьет, ты его не услышишь. «Вечерний звон…»

Звон колоколов смолкает.

М и р а (по-прежнему разглядывая свои руки). Отекают!.. Хоть бы дождь скорее пошел! Когда ветер колышет кроны деревьев, я закрываю глаза, и мне кажется, что я слышу, как стучат капли. Людям воды не хватает, а во мне ее с избытком. Иногда я с трудом сгибаю пальцы.

О т е ц (неожиданно вскакивает из-за стола, газета, тетрадь и ножницы падают на пол; быстрым движением засучивает рукав клетчатой рубашки и показывает дочери сжатую в кулак руку). Нет больше сил тебя слушать! Посмотри на эту руку! Кузнецом я не был, а рука какая!

М и р а. Можешь не демонстрировать, я ее на себе достаточно испытала.

О т е ц. Слишком мало.

М и р а. Не важно, сколько ты меня бил…

О т е ц. А что важно?

М и р а. Сколько ты бил маму!

О т е ц. Ты никогда ничего не понимала!

М и р а. Уж поверь мне, отец, предостаточно! В тот последний день, когда я была у нее в больнице, мне было пятнадцать лет. Она впивалась ногтями в одеяло и, озираясь на дверь, спрашивала меня: «Мира, ведь он не придет, да? Не придет?»

О т е ц. А к чему мне было туда ходить?

М и р а. Это нужно было тебе самому!

О т е ц. Посмотри! Солнце за гору заходит, небо багряное. Закон природы. Видишь ли, такой вот закон природы сулил нам с твоей матерью быть как вода с огнем.

М и р а. Ну а кто ты сейчас есть?

О т е ц. Огонь! Только сейчас я стал огнем!

М и р а. Бим-бам! Бим-бам! Бим-бам!

О т е ц. По мне рановато звонить, деревья для моего гроба еще зелены. Напоследок я сделаю то, чего не мог раньше. Я сам!