Блудный сын, или Ойкумена: двадцать лет спустя. Книга 3. Сын Ветра

— К примеру, он спасает меня уже который день…

— Что?

— Как?!

— Самыми разными способами. Некоторые, к слову, были весьма мучительны. Некоторые — опасны. Одного спасителя мы похоронили на заднем дворе…

— Вот!

— Что — вот? Что, пустые вы головы?!

— Вот!!!

— Да, похоронили! Но он спасал! Делал! А вы…

— Делал? А толку?

— Тумидус, значит, его спасал. Может, и сейчас спасает.

— А мы?!

— А что мы? Мы не знали.

— Я знал.

— Ладно тебе, Нейрам. Ты знал, мы — нет…

— Я знал. И ничего не делал.

— Я знала. И ничего не делала. Вероятность успеха ничтожно мала.

— Да иди ты со своей вероятностью! Неужели ты не понимаешь, Рахиль…

— Кого вы похоронили, Папа?

— Карла Эмериха.

— Маэстро?

— Маэстро Карла?!

— Коллантария? Он даже не антис…

— Закрой рот, щенок! Антис, не антис…

— Мы тут все антисы.

— И там мы тоже все антисы. Папа, ты приглашал коллективных?

— Где там? На том свете?

— Они-то умирают нормально, без проблем…

— Нашел, чему завидовать. Папа, ты их приглашал?

— Я бы не успел. Время поджимало.

— Ну да, конечно…

— Будь время, я бы пригласил всех. Обязательно.

— Ну да…

— Тумидус им расскажет. Все, о чём я написал в завещании. Всё, о чем мы говорим здесь. Он расскажет, он мой душеприказчик…

— Убить его, вот он и не расскажет…

— Очень остроумно! Очень!

— Согласен, глупая шутка.

— Если что-нибудь случится с помпилианцем, клоун, я тебя сам найду. Если хоть пылинка на него не так сядет… Понял?

— Понял, не ори…

— Нет, ты понял?!

— Он понял, Нейрам. Отпусти его.

— А потом лично выполню волю Папы. Только ты этого не увидишь.

— Всё, отпускай. Ты его задушишь.

— Ты его задушишь, он стартанёт. И не дослушает, о чём мы тут…

— А о чём мы тут?!

— Давайте Папу спасать!

— Папу!

— Спасать!

— Чёрт, они похоронили маэстро.

— Да, мы слышали.

— Маэстро спасал Папу. А я сидел дома и пил пиво…

— И я сидела.

— Пила пиво?

— Какая разница? Сок я пила! Яблочный!

— Дорогие друзья! Не надо так переживать за меня…

— А за кого нам переживать?

— Смерть не стоит ваших переживаний.

— А кто стоит?

— Что?!

— Жизнь. Вот, скажем, мечется жизнь по космосу. Маленькая такая жизнь, сопливая, ещё толком не пожила. Бестолковая, жизни не знает…

— Это сказка?

— Очередная байка. Он неисправим.

— Мечется, а за ней следом — Чайтра с Ларгитасом. Моё, кричат. Держи, кричат. В голову стреляй, кричат. Я прав, Кешаб? Вьюха, я прав? За хвост хватай, кричат. За горло…

— Это аллегория?

— Художественный образ?!

— Хватают, тянут в разные стороны. Вот-вот разорвут пополам, сделают из жизни смерть. Самое время налить себе пива, правда? Или яблочного сока…

— Нет, погодите…

— При чём здесь это?!

* * *

Ночь висела над побережьем Йала-Маку. Спали курортники в отелях и бунгало. Спал обслуживающий персонал. Спали извозчики в аэроколымагах. Спали диспетчеры космопортов, вернувшись с дежурства. Спали антисы в доме Лусэро Шанвури.

Спала Ойкумена в чёрной искрящейся колыбели.

— Знаешь, мама, — затянул карлик вполголоса, — что-то стали жать ботинки!

Он пел еле слышно, ломким дребезжащим тенорком, стараясь никого не разбудить. Впрочем, даже захоти Папа Лусэро петь погромче, у него это вряд ли бы получилось.

— Очень сильно, мама, стали жать ботинки! Ковыляю, спотыкаюсь…

— Как придурок, заикаюсь, — подхватил Тумидус. Музыкальный слух у него отсутствовал чуть больше, чем полностью. Зато мимика и жестикуляция оказались на высоте. — А ведь был вчера…

— А ведь был вчера…

И хором:

— А ведь был вчера хорош, как на картинке!

Да, согласилась ночь. Да, были.

— Вот клянусь, ещё вчера хорош был, мама!

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Вальс на троих, или Я быстро расту

I Ларгитас

— Он отказался, — произнёс Фрейрен. — Понимаете?

Гигант со свистом втянул воздух сквозь зубы.

— Знал, что это моя личная просьба. Знал! И отказался.

— Кто? — спросила Линда.

Она впервые видела Зигмунда Фрейрена, шишку из числа главных шишек Т-безопасности, в таком бешенстве. Увиденное её пугало. Разговор шёл по закрытому каналу, под защитой конфидент-поля, и всё равно казалось: вот-вот гигант выскочит из голографической сферы, вцепится комиссару Рюйсдал в горло, желая сорвать зло, а на ком, без разницы.

— Кто? И вы спрашиваете, кто?!

— Да, я спрашиваю.

— Клод Лешуа, вот кто!

«Я пошлю в космопорт опытного телепасса, — вспомнила Линда слова Фрейрена. — Клод Лешуа? Да, он подойдет. Телепат пассивный — вот кто нам нужен. Телепасс войдет в разум Бреслау так, что объект не почувствует воздействия. Телепасс быстро найдет интересующие нас сведения и выйдет, оставшись незамеченным.»

— Он не хочет сканировать Бреслау?

— Целку он корчит, вот что!

Такую грубость от Фрейрена она слышала впервые.

— Говорит, что не подписывается на действия, вступающие в конфликт с законом. Требует письменное обращение с подробным перечнем его предполагаемых действий. Законных, прошу отметить, действий!

Бегемот ревел, разевая пасть-чемодан. Сфера ходила ходуном, как кисель во время землетрясения. На всякий случай Линда прикрутила звук.

— На обращении должен стоять гриф службы и моя подпись. И да, Клод не гарантирует, что даже в этом случае он согласится. Каково, а?!

Линда пожала плечами:

— Обратитесь к другому телепассу.