Увидавъ своего будущаго властелина, чувствительная Анастасія упала въ обморокъ. Этотъ неожиданный пассажъ такъ поразилъ Долли, что онъ схватилъ престонскія соля и принялся совать ей въ носъ флаконъ, отчаянно вскрикивая:
— О, Анастасія! О, Господи! Я не виноватъ! Мнѣ сказали, что вы согласны! О, великій Боже! О! Я уйду! Сейчасъ уйду! Гдѣ докторъ? Очнитесь, я уйду!
Онъ въ самомъ дѣлѣ хотѣлъ бѣжать, и это заставило красавицу очнуться. Она съ усиліемъ открыла глаза, бросила кругомъ очаровательно-дикій взглядъ и спросила, что съ нею и гдѣ она. Затѣмъ, она узнала Долли, сладостно ему улыбнулась и дала поцаловать руку, а черезъ двѣ секунды собрала достаточно силы, чтобы выразить ему свою любовь нѣсколькими милыми словами.
— Вы всегда будете добры ко мнѣ, Адольфусъ? пролепетало прелестное, слабое, беззащитное и невинное существо,
— О, всегда! О, вѣчно! отвѣчалъ безумный крошка.
Бобъ бросился прочь охъ дверей и разразился хохотомъ въ отдаленныхъ покояхъ.
— Она проситъ его быть въ ней добрымъ! говорилъ молодой циникъ, хватаясь за бока. — Бѣдный карапузъ! Дай Богъ, чтобы у него осталась дѣла голова на плечахъ!
ГЛАВА III
Заря счастія
Долли ждалъ бракосочетанія съ лихорадочнымъ нетерпѣніемъ и всѣхъ торопилъ. Безмозглый молодой человѣкъ! Это было самое золотое время; онъ тогда велъ именно ту жизнь, какая приличествовала такому слабому, добродушному и невинному смертному. Мамаша де-Кадъ передъ нимъ благоговѣла, папаша де-Кадъ подобострастно угождалъ ему, Бобъ пересталъ занимать у него деньги — словомъ, онъ царствовалъ въ Блумсбери-скверѣ!
У него составилось убѣжденіе, что величественная Анастасія, выходя за него замужъ, приноситъ ему величайшую жертву, и онъ строилъ тысячу плановъ, какъ бы отличиться и не допустить ее до раскаянія; онъ думалъ о ней дённо и нощно и шалѣлъ отъ избытка счастія; онъ каждый день таскалъ ей всевозможные подарки; подходя къ дому, онъ начиналъ весь дрожать, какъ ананасное желе, а если въ окнѣ показывался божественный горбоносый серафимъ, если мелькалъ хоть локонъ черныхъ какъ смоль роскошныхъ волосъ, перевитыхъ пунсовымъ бархатомъ, онъ спотыкался, глаза ему застилало туманомъ и онъ не попадалъ въ двери, не стукнувшись обо что нибудь лбомъ или затылкомъ.
— О, какъ поздно, Долли, негодникъ говорила прелестная и нѣжная невѣста. — Я ждала васъ такъ долго-долго! О, еслибы у васъ не было этихъ милыхъ глазъ, какъ бы я васъ разбранила! Но эти глаза! Я противъ нихъ безсильна!
— О, Стаси! Я опоздалъ, потому что хотѣлъ купить эти алмазныя сережки… Я больше никогда не буду! Я прямо буду спѣшить сюда!
— Ахъ, какія чудныя сережки, Долли! И какъ онѣ кстати! О, милый, милый другъ! О, простите мои слова! Меня такъ глубоко трогаетъ ваше вниманіе, Долли, что я готова васъ ждать сколько хотите! Не стѣсняйте себя никогда! уговаривала добрая дѣвушка. — О, чудныя сережки! Я войду покажу мамашѣ!
Мамашѣ было немного завидно; она сама любила цѣнныя вещи; но она затаила свои чувства и полюбовалась на подарокъ.
— По крайней-мѣрѣ десять фунтовъ далъ, сказала эта вульгарная матрона.
Разъ Анастасія спросила Долли, не любилъ ли онъ прежде.
— Я любилъ очень кормилицу, отвѣтилъ Долли.
— Вы знаете, что я подразумѣваю, Долли!
Онъ долго припоминалъ, наконецъ отвѣтилъ:
— Была одна, миссъ Мильсъ…
— А! Миссъ Мильсъ!
— Она дала мнѣ свой локонъ на память, но я не могъ ее любить; она была такая ничтожная.
— О, я знаю, что есть еще кто нибудь! Какая нибудь ужасная женщина, которая вырветъ васъ изъ моихъ объятій и разобьетъ мое бѣдное сердце!
— Ахъ, вы говорите о переплетчицѣ? Клянусь честью, между нами ничего нѣтъ!
— Я это предчувствовала! Я это предчувствовала! взвизгнула Анастасія. — Признавайтесь во всемъ, сэръ! Во всемъ, если не хотите, чтобы и упала мертвая у вашихъ ногъ!
Я бы предоставилъ ей кататься по ковру сколько душѣ угодно и былъ бы безмятеженъ полагаясь на здоровое тѣлосложеніе чувствительной и страстной женщины, но Долли пришелъ въ ужасъ, бросился на колѣни, вопилъ, просилъ прощенья, клялся въ любви и невинности; наконецъ, онъ подарилъ ей массивный золотой браслетъ съ огромнымъ изумрудомъ, и тогда только она повѣрила его чистотѣ и вѣрности.
— А вы, Стаси, никого не любили прежде? спросилъ трепещущій Долли, когда миръ былъ уже заключенъ.
— О, нѣтъ, скромно отвѣтила красавица. — Я не шла замужъ, потому что никто не нравился. Я отказала лорду Маргету, какъ онъ ни молилъ меня…
— Лорду Маргету? Этому великолѣпному мужчинѣ!
— Между нами не было симпатіи, Долли, просто объяснило неподкупное созданіе.
Воркованье длилось уже нѣсколько недѣль и семья крайне нетерпѣливо ждала свадьбы. Старые де-Кады ссорились, что такъ долго продолжаются экстренные расходы, а миссъ Анастасія, отличавшаяся живымъ нравомъ, не совсѣмъ благодушно выносила упреки мамаши за медленное веденіе дѣла.
— Пожалуйста, не оправдывайтесь, Стаси! восклицала мистриссъ де-Кадъ. — Я очень хорошо знаю, что онъ все сдѣлаетъ, что вы пожелаете. Мнѣ ужь надоѣло ворчанье вашего отца! Что вы хотите уморить меня, что ли?