Читаем Блуждающее время полностью

– Оставим в стороне такого рода экзотику. В случае Павла здесь будет не так-то просто свести концы с концами, совпадений много, да и к тому же этот Тимофей Игнатьич… Безлунный тоже, которого толком никто не знает, и неизвестно даже, где он живет, кто он такой вообще. Знай себе позванивает. Так вот, я думаю, что ответ заключен в этом Безлунном. Точнее, Павел подпал под атаку черной магии. Его попросту на тот период околдовали, и естественно, этот Тимофей Игнатьич. На мой взгляд, он это для своего удовольствия делает, упражняется. То, что магия существует и воздействует – это я как ученый не отрицаю: этим занимались тысячелетиями, а тысячелетиями ерундой не занимаются. Сила эта мощная, хотя научного объяснения нет и никогда не будет. На мой взгляд, с околдованным может быть все что угодно, точнее, он может принимать за реальность то, по поводу чего его околдовали. В деревне моей бабушки-ведьмы людей в свиней оборачивали, и людишки даже похрюкивали, и, кстати, ум их трансформировался. Околдованный может лжепобывать и на Марсе, и какую-то правду там увидеть. Мне рассказывали такое…

Все слушали не перебивая, занятые своим застольным делом.

– И вот мой вывод: Павел временно был под воздействием мощного магического искусства, причем изощренного… Это все объясняет. И не исключено, что Павла опять, так сказать, заколдуют, поскольку Тимофей Игнатьич жив и на него, на Павла, глаз положил. И опять же никакого ужаса и низвержения основ нет: магия дело обычное, у моей бабушки в деревне… А в Африке, а в средние века…

Улюшка наконец прервала:

– Витенька, золотце, я тебя люблю, но не за это… Нельзя все так упрощать!

– Да упрощать-то все можно, если со страху. Лучше упростить, чем прийти в ужас перед непонятным и неизвестным, так ведь люди считают? – вмешался Черепов.

– Я не упрощаю. Всё упрощают до идиотизма только американцы, нам это не свойственно, – возразил Виктор.

– Да дело не в этом, – мягко поправил Егор. – А дело просто в том, что Павел действительно был в прошлом. А объяснений или отрицаний этого можно придумать тысячи.

Все замолчали. Ответ был исчерпывающим. Но Виктор остался при своем. Экскурс в «объяснения» больше уже никогда не возникал. Да и не до этого было, когда внезапно (в этот день Виктор уехал) появился Орлов. Было это похоже на чудо не потому, что приехать на дачу было трудно (мало ли автобусов, электричек, легковых машин), а потому – что Орлов. Заехал он, чтобы передать Черепову копию одного неизвестного миру древнего манускрипта (с Востока, где Индия сходится с Тибетом) с приложенным переводом на русский. Черепов давно умолял об этом тексте.

Задержался Орлов буквально часика на два. Взглянул на Никиту, но без особого интереса. Уговорили покушать. Внутренне глаза Орлова были так чудовищно, невероятно далеки, как будто до них были миллионы световых лет, хотя вот они, рядом. Конечно, духовно далеки, не во всем, но в чем-то исключительно важном. Поэтому задавать Орлову, например, самые простые вопросы было еще более загадочно, чем эзотерические.

«Это все равно что спрашивать у божества, как мне готовить кашу», – тупо подумал Павел, и все-таки спросил о том забавном окружении Григория Орлова, о тех людях, которых он видел во время своего давнего посещения.

Орлов вдруг улыбнулся (что вызвало почти истерику у Черепова) и ответил довольно просто, что это было, конечно, случайное окружение.

– Эти люди попали в настоящий духовный водоворот, и я решил укрепить их дух довольно парадоксальным образом. Важно было вытащить их из этого водоворота, а то бы они пропали. Я выполнил свой маленький человечий долг. (И близок к истерике был уже Павел…) Помог им встать на ноги. Изменить их путь нельзя, это, по большому счету, опасно для них самих, что должно быть, того не миновать. Но самый интересный из них – Спиридон. Я пустил их всех по ветру, теперь могут летать сами, не пропадут.

– Григорий Дмитриевич, а что-нибудь там, в поселке, где мы были, вокруг вашего дома, есть интересные всякие люди? – довольно робко спросил Егор.

– Есть, есть, поселок-то большой, – ответил Орлов. – У нас там чудесные староверы и замечательный маленький православный приход… Нежные люди, и отцов читают. Святого Паламу даже. В этом главная опора.

– Конечно, – добавила Улюшка. – А как же еще… И Буранов то же самое говорит.

– Точно. Для людей нужна опора. А она там. Это мы, грешные, так забрели в неведомое, что из всех мыслимых рамок вышли, – добродушно хохотнул Григорий Дмитриевич. – Но таких ведь не так уж много, даже у нас на Руси…

– Ох, у нас-то… На Руси, – заохала Улюшка. – Много, много… Везде такие есть… Хотя бы староверов взять… Я их знаю… Я двух бегунов встречала – ну это, скажу я вам, Григорий Дмитриевич, – и она развела руками… – А юродивые? Небожители, а не люди…

Все как-то повеселели, потом беседа перешла на другую тему. Но «бездн» не касались. Орлов взял кошку на руки, и, поглаживая ее, отпивал чаек.

Потом встал, прощаясь. Подошел к Павлу и обнял его. И вскоре исчез во тьме дороги.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мастер серия

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее