Ань не нашлась что ответить: эти слова словно бы ударили ее обухом по голове. Она лишь улыбнулась в ответ и из чувства вины протянула продавщице еще 20 000 донгов, сказав, чтобы та оставила сдачу себе. На вопрос Лили, о чем они говорили с той женщиной, Ань ответила:
– Да ничего особенного, она просто спросила, откуда мы приехали, и сказала, что ты очень красивая.
Ань все виделось иначе: она – жертва, а ее семья – обделенная, брошенная своей страной, точнее, всем миром. Она не задумывалась о том, что роли могут поменяться местами, что другие люди станут воспринимать это иначе – считать, что она сбежала из своей страны на Запад и вернулась сорок лет спустя с семьей и богатством, показной кучей донгов в сумочке, с кожей, отвыкшей от местного климата. На мгновение ей стало стыдно за то, что она отвернулась от земли, которая ее породила, стыдно за то, что она чувствует себя чужой и что с ней обращаются как с чужой. Уличные торговцы ходили за ней и Томом по пятам, пытаясь продать им свежие кокосы или шляпы нонла[28]
, не делая разницы между ней и другими туристами. Пожалуй, с Ань они вели себя даже более настойчиво, используя ее знание вьетнамского в качестве оружия, рассказывая душераздирающие истории о сыновьях, которых они пытались пристроить в колледж. И как любой другой турист, она сдавалась и соглашалась на уговоры, покупая больше шляп, свежих кокосов и манго, чем могла унести, – чувство вины толкало ее к тратам.На следующее утро, когда солнце едва поднялось над горизонтом, ее семья и Тхак спали, а она ела суп фо на завтрак в отеле со своими братьями. Они будто снова очутились в Кайтаке: опустив головы, мальчики ели рисовую кашу в светлой столовой перед уроками, Ань сидела напротив них, и Тхань жевал с открытым ртом. Он созванивался по «Фэйстайм» со своими детьми и женой, в Лондоне было время обеда[29]
.– Я соскучился, – признался он, нежно улыбаясь в экран.
У Миня было то же отсутствующее выражение лица, как в подростковом возрасте, и Ань винила в этом ранний подъем и смену часовых поясов.
Изменилось все и ничего. Братья по-прежнему были ее бременем и ее гордостью, и она по-прежнему стремилась защитить их. Как и прежде, она старалась скрыть от них свои переживания, только теперь братья были старше, мудрее и могли уловить, если ее что-то беспокоит: взгляд становился пустым, пальцы судорожно теребили скатерть.
– Что случилось? – спросил Тхань, отложив в сторону телефон.
Ань рассказала им об уличной торговке, пытаясь перевести все в шутку, как будто это было пустяком.
– Она просто завидует, – сказал Минь, пожав плечами. – Мы никоим образом не бросали свою страну. У нас не было выбора, Ань. – Эти слова удивили ее. Она всегда считала, что он больше всех возражал против плана, что принимал отца за идиота, который посадил их в лодку. Видимо, на ее лице отразилось замешательство, потому что Минь продолжил:
– Знаешь, почему Дук и Ба приехали одни в Великобританию? Потому что представители власти однажды ночью ворвались в их дом и забрали его родителей в исправительный лагерь. Дуку удалось остаться в живых только потому, что он был достаточно маленьким, чтобы спрятаться в шкафу на кухне. А Ба пощадили, потому что она была пожилой, – с пренебрежением бросил он. – Якобы из уважения к ней. – Он сделал глоток супа, пережевывая лапшу. – Неужели вы не понимаете? Правительство наседало на любую семью, которую хоть как-то подозревало в сопротивлении коммунизму. А Вунгтхэм – недалеко от юга, и им было отлично известно, что у нас есть родня в Соединенных Штатах: все эти письма от Нама и преподавательская деятельность отца… Мы наверняка были среди первых в их списке.
Конечно, Ань знала это. Она помнила разговоры шепотом, исчезновение соседей, отстраненное и нервное поведение родителей. Не паранойя отца привела план в действие, а реальное положение дел. Это было не дезертирство, а отчаянная попытка выжить.
– Мы ничего не бросали, – сказал Тхань. – Мы делали только то, что должны были делать, чтобы остаться в живых.
После стольких лет пришел черед брата защищать ее. Чувство стыда никогда не покидало Ань, но в основном она гордилась тем, что они выжили, что им удалось создать себе жизнь из ничего. Да, они не стали докторами, инженерами или миллионерами, и какая-то часть ее души всегда будет желать достижения этих высот. Но они взобрались на гору, преодолев немыслимые препятствия и избежав гибели, и, оглядываясь назад, Ань понимала, что это был действительно головокружительный подъем.