Блуждающие в зеркалах

В гостиной, скрывающейся под номером 58, было уютно: огромный теплый камин, уставленный портретами, длинный стол — предназначенный для большого количества гостей — и несколько широких уютных кресел. Все это создавало приятное домашнее впечатление, правда, дом этот мог скорее принадлежать великанам — такое все в нем было огромное, но, в целом, картина была милая.

Агнетта, как и следовало ожидать, была невероятно радушной хозяйкой. Она то и дело суетилась вокруг смущенных Карла и Мари, подкладывая им то овощей, то жаркова, и не забывала при этом поддерживать интересную и теплую беседу. Ушер, тоже ужинающий с ними в тот вечер, не отставал от невесты: он помогал ей со столом и, казалось, был полон забавных историй:

— И, представляете, болотники пожаловались мне, что у нас тут слишком сухо! — как раз закончил он одну из них, когда Агнетта подошла к Мари и Карлу с очередной порцией тушеного мяса.

— Нет, спасибо огромное, — замотали головами молодые люди.

— Но вы же съели всего тарелочку! — удивилась Агнетта.

Мари посмотрела на огромную тарелку, которую, скорее, можно было назвать блюдом, и еще раз вежливо отказалась. Агнетта и Ушер дружно засмеялись:

— Не смущайтесь, дорогая, — по-матерински ласково сказала хозяйка гостиницы, — Я вовсе не обижаюсь, что вы такая малоежка! Ведь это тарелка для гиганта!

Она и казначей брызнули со смеху.

— Когда-то у нас в Кирпичных Трубах жил один очень известный маг-гигант, — пояснил Ушер, — Тогда эта гостиница и все в ней было построено как раз с расчетом на их паломников. Это уж потом, когда мага не стало, а гиганты обмельчали, гостиница раскрыла свои двери и для всех остальных постояльцев. Но много вещей…

Закончить Ушер не успел, как окно столовой распахнулось, и на огромном подоконнике появился контрастно маленький и хрупкий мальчишеский силуэт.

С улицы неприятно подуло холодом.

— Луис, иди скорее за стол! И закрой ты это окно! — слегка раздосадовано сказала Агнетта, но тут же с улыбкой обернулась к Карлу и Мари:

— Это мой сын — Луис, — представила она мальчика, — Целыми днями летает! Хочет стать трубочистом! Луис, сынок, познакомься с нашими гостями — Мари Шартель и Карлом.

Луис угрюмо кивнул и сел на заранее приготовленное для него место.

Он был типичным «ребенком» дождливых и не слишком здоровых Кирпичных Труб. Очень маленького роста, бледный как снег и, в добавок к этому, еще и худющий. В его черных, как и у матери, волосах, блестели серебряные пряди: отличительная черта тех, кто был рожден трубочистом — повелителем золы. В общем, Луис, в своем черном костюме с серебряным шарфом, производил впечатление угрюмого мальчика, выглядевшего, плюс ко всему, еле-еле на свои 13 лет.

Мари, которая мысленно дала ему 9-10, он почему-то не очень понравился: ей даже показалось, что Луис принес в гостиную холод, хотя, скорее всего, это было из-за открытого им окна…Чтобы отвлечься, девушка решила спросить у Агнетты одну давно интересующую ее вещь:

— Простите, а как называется ваша гостиница?

Агнетта лукаво улыбнулась:

— А разве вы еще не догадались?

— Нет…

— Даем подсказку, — подмигнул Ушер, — Здесь повсюду есть ее символы…

Мари огляделась по сторонам, Карл же проэкзаменовал салфетку на тарелке.

— Сдаюсь, — пожала плечами Мари, а Карл подал ей салфетку:

— Нет, спасибо, — отказалась она, но Карл, похоже, настаивал на своем. Мари взяла бумажку у него из рук и увидела, что на ней изображено перевернутое ведро.

— Ну да, конечно, они же видели его и на звонке, и на брелке для ключей! — осенило Мари, — Ваша гостиница называется «Ведро»? — спросила Мари.

— Да! Рады, что вы сообразили! — рассмеялась Агнетта.

— А почему такое название? — поинтересовалась Мари.

— Это была выдумка моего покойного мужа, — с благоговением сказала Агнетта, — Он любил говорить, что ведро — единственное место, из которого в этом чертовом городе можно вылить воду.

Все снова рассмеялись. Все, кроме Луиса. Он встал из-за стола и холодно кивнул оставшимся:

— Мам, Ушер, Мари Шартель, — его взгляд скользнул по сворачивающему палатку из салфетки Карлу, — Карл. Спасибо за общество, но мне пора, — и он, не слушая возражений матери, снова открыл окно, и уже через секунду растворился в дождевом тумане.

Луис перепрыгивал с крыши на крышу с такой скоростью, что можно было подумать, будто он готовится к какому-то большому состязанию, но, на самом деле, он даже никуда толком не направлялся. Ему просто необходимо было полетать: почувствовать свободу от этой гостиницы, ее шумных постояльцев, и, конечно же, от матери с ее новым «женишком». Никто в этом доме не понимал его, никто даже не интересовался тем, кто он. Все общение чаще всего сводилось к:

— Как ты, милый?

— Нормально.

— Будешь жаркого?

— НЕТ.

— Ты куда?

— Никуда.

— Ну и чудненько! Погуляешь!