Блуждающий бумеранг

Пострадавшая от взрыва Зинаида Казакова тихонько устроилась в глубине зала заседаний, она больше месяца пролежала в больнице. Несмотря на то, что зрение восстановилось, от дальнейшей службы ее освободили, выплачивая, согласно советскому законодательству, пожизненную компенсацию за увечье, причиненное во время работы. Вскоре после трагических событий руководством почтового узла связи было принято решение о поощрении тех, кто находился в сортировочной. На то время это была немалая сумма — половина оклада, 65 рублей каждому.

В зале заседаний на скамье в первом ряду рядом с начальником цеха сортировочного узла связи Сергеем Шабановым расположились безутешные родители погибшей Светланы.

В решетчатую клетку под общее гудение зала провели Петрикову, Федорова и Мазовецкого. Сидя на скамье подсудимых, каждый из обвиняемых старался вести себя спокойно, если не отрешенно. Марина без слез не могла смотреть в сторону родителей погибшей девушки, к горлу то и дело подступал комок, который мешал отвечать на вопросы судьи и прокурора. Напустив на себя дутый авторитет, Мазовецкий на какое-то время попытался изобразить показную бодрость духа, впрочем, при более пристальном внимании не составляло труда заметить неподдельный страх в глазах и нервно дрожащие руки.

Данила, напротив, был совершенно спокоен, опасаясь повторения панической атаки, «добрые» дяди накачали его психотропными таблетками. Марину предупредили, что во время процесса обвиняемым запрещено переговариваться, но в самые тяжелые моменты, когда это было необходимо, они легонько дотрагивались друг до друга, тем самым помогая пережить страшные минуты судебного процесса.

Две недели слушаний тянулись бесконечно долго, изматывая душу и потерпевшим, и обвиняемым. Порой за целый день Марине не задавали ни одного вопроса. Накопившаяся усталость сжигала остатки жизненной энергии, глаза слипались от монотонного зачитывания бесконечных свидетельских показаний, но страшно за себя не было, поскольку адвокат убедила, что ее должны освободить в зале суда. Учитывая наличие малолетнего ребенка, раскаяние в содеянном, суд, скорее всего, ограничится условным сроком. И теперь Петрикова молилась только за то, чтобы любимому не назначили смертную казнь.

По середине судебного процесса у Никиты сменился адвокат: вместо умудренной опытом сердобольной женщины на защиту вымогателя встал его родной дядя Вениамин Мазовецкий. И трусливый катранщик тут же преобразился, к нему вернулась наглая ухмылка, уверенность в собственной исключительности и убежденность в мягком наказании.

Наконец, слушания по делу приблизились к финальной развязке, судье оставалось заслушать последние слова обвиняемых, уйти на перерыв и после огласить приговор.

В объявленный перерыв Вениамин зашел в стакан, так в криминальном мире прозвали комнату, в которой пребывал под охраной подсудимый.

— Милок, позволь переговорить со своим подзащитным без свидетелей? — обратился Мазовецкий-старший к охраннику.

— Не положено! — отрешенно отрапортовал человек в погонах.

— А так? — Вениамин вложил милиционеру в руку пачку денег.

— Дядя Веня, как думаешь, мне светит не больше трешки? — Никита перебирал пальцами, будто тасовал колоду карт.

— Сколь не учил тебя уму-разуму, так ничего ты и не понял…

— Они меня убить хотели! Придурки! Фуфлыжники!

— А ты не хотел?

— Так то ж за дело! Выйду на волю, все равно замочу!

— С такой философией тебе ни на зоне, ни на воле не выжить. Душа у тебя — червивое яблоко. Что-то я упустил…

Старый шулер открыл дипломат, незаметно блеснул лезвием ножа и воткнул племяннику в область печени.

— Зачем, дядя…

Вениамин вышел в коридор, попросил охрану несколько минут не беспокоить подсудимого и удалился по-английски.

Сидя в соседнем помещении Марина мучилась от головной боли и жажды, сколько ни просила милиционера принести стакан воды, ответ был одинаково жестким: «Не положено». Внезапно ее неумолимый охранник выбежал, до Марины донеслись чьи-то истошные крики, подсудимая несколько раз дернула защелкнутый на запястье браслет, но тщетно. Так и сидела весь перерыв, затянувшийся до бесконечности, с тревогой пытаясь понять, что случилось. Вопреки ожиданиям, после перерыва слушания не возобновились, их перенесли на другой день. Конвойный провел Марину по коридору, заляпанному кровью. Во внутреннем дворике здания суда рядом с воронком, который должен был доставить обвиняемых в следственный изолятор, стояла, распахнув дверцы, скорая помощь. Перед тем, как сесть в машину, женщине украдкой удалось заглянуть вовнутрь салона: с накрытых белой простыней носилок свисала рука с татуировкой выигрышной комбинации карт.

— Мазовецкий! — удивилась Марина, но ее тотчас подтолкнул к машине конвойный.

— Вот это бумеранг, Данила! — шептала по дороге в СИЗО Петрикова, ей было жаль шулера, несмотря на то, что еще недавно она сама желала ему смерти.