Блуждающий бумеранг

После чрезвычайного происшествия у следствия появились дополнительные вопросы. Сам отравился или помогли? Имел ли к этому отношение Мазовецкий? Ведь карточные долги, как известно, не прощают. Морозов с Латышевым в срочном порядке изучали поведение сокамерников, и те по очереди давали показания, в подробностях описывая, что в тот вечер на самом деле случилось с Федоровым.

Все это время Марина пребывала в неведении. Лишь однажды при перемещении арестантов в следственном изоляторе нос к носу столкнулась с Мазовецким.

— Привет, подружка! — окликнул ее шулер.

Марина и не узнала его, если бы сам не поздоровался. Отныне она совсем его не боялась, к тому же показался совсем невзрачным в арестантской робе. О принадлежности Мазы к миру карточных шулеров свидетельствовала только татуировка на правой руке с изображением не одной карты, а выигрышной комбинации. Таким образом, наверное, хотел привлечь фортуну.

— Нашел подружку! — удивилась Марина, словно Мазовецкий был знаком с ней сто лет.

— А твой-то пытался на тот свет отправиться, только и это не получилось. За что ни возьмется — везде облом.

— Что с ним? — побелела Марина.

— В коме.

— Врешь!

— Сама у следака спроси.

— Разговорчики! — прекратил незаконное общение подследственных конвоир и подтолкнул Марину к выходу в прогулочный дворик.

На следующем допросе Морозов подтвердил информацию о состоянии здоровья Данилы, пытавшегося свести счеты с жизнью и ныне пребывающего в коме, и даже дал почитать заключение врачей из материалов уголовного дела.

— Как вы думаете, он выживет?

— Откуда ж мне знать, я — не Господь Бог.

Всю ночь, стоя в камере следственного изолятора на коленях, женщина шептала молитву о спасении любимого, обращаясь к маленькой иконке, подаренной соседкой, которая намедни вышла на волю. В монологе этом Марина просила о здравии Данилы простыми словами, поскольку не знала ни одной молитвы, обучаясь в советской атеистической школе. И то ли неправильная, но искренняя молитва помогла, то ли сила отчаянной женской любви дошла до сердца самоубийцы, то ли по случайному совпадению, но на 29-й день Данила очнулся, о чем Морозов не преминул сообщить подследственной Петриковой.

31

Разузнав в дежурной части адрес милицейского общежития, Вениамин направился к давнему знакомому старшему лейтенанту Латышеву.

— Венька, ты ли это? — открыв дверь комнаты, не поверил своим глазам Латышев.

— Я, Сашок, я, — Мазовецкий-старший протянул милиционеру бутылку водки.

— Ого! Финская… Ну, проходи в мои холостяцкие хоромы. Давненько мы с тобой не виделись. С тех самых пор, как ты сбежал, а меня турнули из Могилевского ГУВД за связь с уголовным элементом.

— Это я, что ли, — уголовный элемент?

Вениамин огляделся в казенной комнатушке с единственным стулом у стола и раскладным диваном.

— А то кто ж? Присаживайся… Выпьем за встречу?

— Ну я ж не греть напиток принес. Разливай. Скромно живешь, лейтенант Латышев…

— Старший лейтенант.

— Растешь не по дням, а по часам.

— Зато честно и ни от кого не бегаю.

— Так и я не бегаю. Но тебе, честному милиционеру, пора бы уже полковником быть или генералом…

— Не прав ты, Веня, честные милиционеры по земле ходят, а в генералы выбиваются кабинетные служки. Впрочем, я на судьбу не жалуюсь. Ты-то как?

— Я на покой ушел. Живу в Крыму.

— Один?

— Есть у меня один верный друг, и тот — собака.

— Тамара как?

— А что Тамара? Живет с братом моим…

— Все забыть не можешь?

— Да нет, все давно быльем поросло… Про Кислицкого слышал что-нибудь?

— На том свете уже, царство ему небесное. Он недолго праздновал победу: пить стал сильно, вскоре его выгнали из органов… Давай выпьем за твое здоровье!

— И за твое! — Вениамин чокнулся с Латышевым граненым стаканом, закусил соленым огурцом и погрузился в воспоминания…

В тот далекий вечер Вениамин с Тамарой, а были они тогда лет на двадцать моложе, отмечали в ресторане ее день рождения. Влюбленные молодые люди не замечали балаганной суеты вокруг, пока к имениннице не начал приставать пьяный мужлан в милицейской форме. Девушка поначалу скромно отбивалась от навязчивого гражданина, потом все же согласилась на танец. Опьяненный не столько ее красотой, сколько выпитой водкой, неуклюжий подполковник рухнул на напольную керамическую вазу, разбив себе губу. Но и это не остановило разухабистого милиционера, он на глазах у изумленной публики принялся щупать Тамару. Недолго терпел Вениамин. Встал из-за стола и нокаутировал пьяного подполковника. За сценой наблюдали несколько офицеров за соседним столиком, в том числе и младший лейтенант Александр Латышев.

— Тебя как звать, Илья Муромец? — поинтересовался младший лейтенант у защитника.

— Веней…

— А я — младший лейтенант Латышев. Извини, дружище, наш Кислицкий всегда такой, когда напьется. В честь дня советской милиции — грех не выпить. Не волнуйся, старик, тебе ничего не будет…

Но Латышев ошибся. Пьяный Кислицкий не сразу добрался домой, в объятия благоверной супруги он вернулся только через месяц, схлопотав по пути из ресторана бутылкой по голове.