Растроганная плохо скрытым беспокойством, прозвучавшим в этих словах, Катя благодарно улыбнулась:
— Спасибо, Оршика, у меня все замечательно. Я не одна здесь. Мой брат…
Шаги, прозвучавшие у порога, затихли. Катя увидела Александра, в изумлении смотревшего на венгерку. Они обменялись сдержанными поклонами, причем спутнице Оршолы, игриво стрельнувшей глазами в его сторону, молодой князь кивнул тоже.
Приблизившись к сестре, Александр крепко взял ее за руку.
— Опусти вуаль, — негромко буркнул он. — И идем.
— Я никуда не пойду! — прошипела Катя, пытаясь высвободиться так, чтобы не привлекать к себе внимания пожилого господина, увлеченно молившегося в глубине храма.
Кроме него других прихожан в церкви не было, и это только укрепляло стремление Кати остаться здесь, не дав уйти и Оршоле. Она видела, что та все еще стоит у дверей. Подруга говорила ей что-то на ухо, не сводя глаз с Шехонских, но та, похоже, не слушала.
— Чего ты хочешь? — злым шепотом отозвался брат, накидывая вуаль Кате на лицо. — Скандала? Он будет, не сомневайся.
— Князь, — неожиданно окликнула его Оршола, — ваша сестра хочет поговорить со мной. Позвольте ей, всего несколько минут. Я думаю, в этом не будет беды.
Александр бросил на барышню Есенскую не слишком приязненный взгляд:
— Как можете вы об этом просить? Я был о вас лучшего мнения, мадемуазель.
Лицо Оршолы чуть заметно дрогнуло.
— Ну, если так… — чуть слышно вздохнув, она шагнула за порог.
— Саша, пожалуйста, — взмолилась Катя, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы. — Прошу тебя…
Александр тяжело выдохнул. Вид у него был несчастный и злой одновременно: ни дать ни взять попавший в капкан волк.
— Ладно, — бросил он, отпуская сестру. — Пять минут. Только… уйдите куда-нибудь с глаз подальше.
Они выбрали укромный уголок, где недавно молилась Оршола: там висела одна из немногих в этом храме икон. Венгерка скрестила руки на груди, выжидательно глядя на Катю.
— Как вы поживаете? — тихо спросила та.
— Благодарю, у меня все прекрасно, — сдержанно отозвалась Оршола.
Этот более чем сухой тон и последовавшее за ним молчание развеяли последние остатки Катиной уверенности. Она положительно не знала, что еще сказать. Чувства переполняли, а вот слов… не было. Пауза затягивалась и, внезапно испугавшись, что Оршола уйдет, Катя произнесла первое, что пришло в голову:
— Что это за икона?
Оршола с иронией изогнула золотистую бровь:
— Вы позвали меня сюда, чтобы поговорить об иконах? — Катя пристыженно молчала и венгерка, небрежно пожав плечами, ответила: — Это список с чудотворного образа Пречистой Девы Марии из города Мариапоч. Очень почитаемая в Венгрии святыня. Говорят, что в конце прошлого века, когда венгры были еще под властью осман, и шла жестокая война, икона Девы Марии стала источать слезы…
Катя бросила короткий взгляд на печальный лик Пречистой Девы.
— Вы в это верите?
Оршола снова пожала плечами, и на сей раз в этом жесте Кате почудилась какая-то усталая обреченность.
— Не знаю. Это прежде всего ниточка, связывающая меня с Венгрией. Я и прихожу сюда главным образом из-за этой иконы…
— И как часто? — сама не зная зачем, полюбопытствовала княжна.
— Нечасто. Прихожу иногда, когда служба уже окончена: мое положение не позволяет мне слушать мессу с остальными прихожанами, — спокойно сказала Оршола.
Катя зажмурилась, точно от зубной боли, услышав эти произнесенные будничным тоном слова. Кто знает, сколько еще подобных унижений перенесла и продолжает переносить гордая венгерка?.. Катя внезапно поняла, что совсем ничего не знает о жизни Оршолы, но в одном она была уверена: какими бы ни были грехи баронессы Канижай, ее дочь страдает без всякой вины.
Они помолчали.
— А я о вас очень скучала, — снова невпопад сказала княжна.
Оршола грустно улыбнулась:
— Теперь, когда вы увидели меня, вам будет что вспомнить.
Катя молча кивнула. В горле стоял комок, слезы душили ее. Рыжеволосая девушка, отстраненно стоявшая рядом, была так близка и болезненно необходима ей! Только к этой высокомерной молчунье, от которой не дождешься ни единого доброго слова, она неведомо почему ощущала такую пламенную и благоговейную нежность, что сердце замирало в груди и становилось трудно дышать. Что сталось бы с Катей, если бы не ум, проницательность и благородство Оршики и ее матери? Только сейчас она ясно ощутила, что неосознанно тосковала по ней все эти недели, не в силах расстаться с мечтой о невозможной, немыслимой дружбе, которой никогда, никогда не стать явью…
Шагнув вперед, Катя обняла Оршолу за шею и расплакалась.
— Я так тебя люблю, — прерывающимся от слез голосом выговорила она. — Так люблю, Оршика! Как же я без тебя буду? Ты так нужна мне…
Ошеломленная девушка на секунду застыла. Потом нерешительно привлекла Катю ближе к себе и осторожно провела рукой по ее волосам. Она не говорила ни слова, молча слушая бессвязный Катин шепот, только пальцы едва заметно дрожали, и лицо утратило привычное выражение невозмутимости.