Блуждающий в темноте

Почти весь день мы паковали вещи. Ближе к обеду поехали в город, где Энни взяла напрокат старый фургон у пары, с которой разговаривала в пабе. Судя по его виду, он не годился не только для езды, но и просто чтобы сидеть в нем, и все время, пока я ехал за Энни по дороге к дому, я волновался, как фургон перенесет крутой спуск. Я старался держаться поближе и вздохнул с облегчением, когда она благополучно повернула к дому.

Остаток дня мы складывали вещи. В основном книги, безделушки, фотографии со стен. За работой Энни рассказывала то, чего я не знал о ее детстве и о людях, которые сыграли в нем главную роль. Приемный отец у нее тоже был, но часто болел и умер спустя два года после того, как ее удочерили. Энни его так и не узнала по-настоящему, не считала его отцом, и главным примером мужского поведения для нее были в основном работники с фермы. Может быть, поэтому она и росла сорванцом. Хотя она и раньше была такой: очень живой и непосредственной.

Ей всегда надо было разобрать вещь, чтобы посмотреть, как она устроена. Припарковав фургон у дома, она первым делом проверила масло в двигателе, совершенно не боясь испачкаться. Я же стал бы этим заниматься, только если бы он заглох на дороге. Какое-то время она увлеченно занималась машиной.

Потом заметила, что я за ней наблюдаю, и подмигнула.

Разбирая книги в шкафах последней из комнат, я наткнулся на потрепанный томик «Преступления и наказания». Пролистал несколько страниц и увидел карандашные пометки.

— Нет-нет, не читай их, — сказала Энни, заглядывая мне через плечо.

— Тебе понравилась книга?

— Хочешь узнать кое-что новое обо мне? — Она рассмеялась. — Мне нравятся русские писатели. Ты ее читал?

Я покачал головой.

— Возьми. Дай только пометки сотру…

— Мне недавно приятель такую подарил.

Я подумал про Адама, повесившегося в камере. Он спасся от надзирателей, от дилеров и Зейна Карвера, но от себя спастись не смог. Может, и со мной происходит то же самое? И я просто переехал в камеру побольше перед неизбежным концом?

— Возможно, прочитаю. На полке дома стоит. В ней хранится твое письмо, прямо в середине.

Энни улыбнулась и посмотрела в окно. Розовая полоса прорезала облака на горизонте. Начинало темнеть.

— Хочешь сегодня выпить?

— Надо бы с делами окончательно разделаться, но пиво не помешает. Тебе продадут, если ты не против прогуляться.

Я согласился пойти и уже предвкушал прогулку, виски в баре, звяканье бутылок в сумке на обратном пути. И самое лучшее — что я выпью их с ней. Я взял пальто, пошел по тропинке вдоль канала и уже через пятнадцать минут был в пабе. Бармен обслужил меня не так охотно, как накануне. С готовностью упаковал несколько бутылок, но все время изучающе на меня поглядывал.

— Прекрасная девушка. Будем скучать по ней и по ее маме, конечно.

Я кивнул.

— Вы родственник? — продолжал он.

— Просто друг. Помогаю с вещами.

Он кивнул:

— Челюсть ваша ужасно выглядит…

— Бывает. — Я попытался улыбнуться.

Отдавая сдачу, бармен наклонился ко мне и доверительно произнес:

— Вчера, уже после вашего ухода, один посетитель спрашивал про вас…

— Какой посетитель?

— Крупный такой. С багровой физиономией, но мирный. Спросил, знаю ли я побитого чувака, который приходил с Энни.

— По имени ее назвал? — переспросил я.

Бармен кивнул.

— А кем представился?

— Тоже другом. — Он многозначительно на меня посмотрел. — Только друзья так не выглядят.

На улице я поискал глазами матово-черный «мерседес», но не заметил ничего и никого подозрительного. Потом направился обратно к дому, подавляя порыв позвонить. Спустя несколько минут не выдержал и набрал номер. Автоответчик.

Я нажал «отбой» и набрал эсэмэску с как можно более нейтральным текстом: «Уже иду. Все хорошо?»

Энни не ответила. Подойдя к дому, я ринулся в кабинет, где ее оставил. Никого. Я позвал ее, но голос отдался эхом. Я обходил комнату за комнатой, распахивал двери, не обращая внимания на звон в ушах.

Энни стояла у раковины на кухне.

— Черт! — Она вздрогнула, прижав руку к груди, потом вгляделась мне в лицо. — Все нормально?

Я кивнул, чувствуя покалывание в онемевших ногах.

Она посмотрела на мои пустые руки:

— А где пиво?

11

Энни ушла спать, а я, выждав час, встал как можно тише и бесшумно спустился по лестнице. Взял бутылку виски из упаковки и вышел в ночь. Никаких фонарей на много миль вокруг. Я постоял, у крыльца, пока глаза не привыкли к темноте.

Потом обошел вокруг дома, заброшенных конюшен и теплиц. Не заметив и не услышав ничего необычного, вернулся во двор.

Рядом с фургоном стояла моя машина. Я забрался внутрь.

От холодного воздуха ломило в груди. Я согревался виски и смотрел на дорогу, пока в небе не появился проблеск света. Ложный рассвет. Потом вернулся в дом и проспал часа два. Проснулся оттого, что Энни ходила по дому, и спустился к ней на кухню. Она варила кофе и обернулась ко мне с кружкой в руках:

— Ты, кажется, выходил ночью.

— Проверял кое-что.

— Тебя долго не было. Все еще спишь на заднем сиденье?

— Типа того.

Она наклонила голову набок:

— А я думала, убегаешь от меня…

Я взял протянутую кружку и постарался сделать вид, что даже не помышлял об отъезде.