Боба нет

– Конечно, бери себе любую работу, отчего нет, но только не эту. Противная маленькая планетка, расположена препаршиво, в милях от чего бы то ни было, и совершенно изгажена идиотическим сыном Моны. Тебе такая никак не подойдет. – Он некоторое время молча смотрел на дочь. – Если ты хочешь занять какое-то положение, я, конечно, наведу справки. Но почему тебе не работать у меня? Займись моими ценными бумагами. Нынче развелось так много всякой всячины, сразу и не разберешься, а надежных управляющих найти невозможно.

Он откинулся на спинку кресла, прищурился.

– Скажи мне, Эстель. Ты сама говорила, что повидала в твоих путешествиях множество интересных мест и существ. Почему же ты так одержима Землей?

Она задумалась, на мгновение.

– Земля заинтересовала меня тем, что она нуждается в помощи.

– В сносе она нуждается, – пророкотал Хед. – Там такой бардак, что ничего уже не поправишь. И кстати сказать, нравится тебе оно или нет, но этот идиот Боб все-таки тамошний Бог.

– Навсегда?

Хед пожал плечами.

– Да кому он еще нужен? Или она?

Эстель поколебалась.

– А если бы что-то еще можно было изменить?

Хед фыркнул.

– Чрезвычайно маловероятно.

Эстель молчала.

– Скажи-ка, – попросил ее отец, – о чем ты еще думала?

В этот самый миг Эстель думала о своем будущем. Она давным-давно решила, что семейный бизнес не для нее, поскольку в ней нет отцовской безжалостности (хотя на сей счет Эстель пребывала в большом заблуждении). И к сделанному ею выводу шла долгое время.

– Я думала об Экке, папочка.

Хед закрыл глаза, лицо его потемнело.

Она ждала, полностью владея собой, когда окутавшее отца облако дыма рассеется.

– Я же не прошу тебя что-то сделать. Ты выиграл его честно и справедливо.

– И хорошо. В таком случае говорить больше не о чем. Я не желаю больше думать об этом дурацком создании. Мой повар намерен подать к нему приятный соус из розового перца. Хотя непонятно, откуда ему знать, какой соус лучше подходит к мясу, которого он никогда не пробовал… – Хед пожал плечами.

– Но ты помнишь, я говорила насчет обмена?

Лицо Хеда окаменело.

– Мне не хочется, чтобы ты думал, будто я отказалась от моей мысли.

– Я об этом не думал. Ничего вообще. Если быть совершенно честным.

– Но только…

Хед набычился.

Что там ни говори, а улыбка Эстель, легкая и удовлетворенная, обладала способностью леденить кровь.

– Я полна решимости.

– Решимости, да? – Взгляд, наставленный Хедом на дочь, не ограничился одним лишь намеком на угрозу. – Решимость бывает чудесной. А бывает целиком и абсолютно бессмысленной. Если ты понимаешь, о чем я.

– Полностью, папочка.

– Вот и хорошо. Разговор окончен.

Эстель встала, поцеловала его.

– Думаю, ты хотел сказать: «будет продолжен».

Хед не улыбнулся в ответ. Разве что позже. Чуть-чуть. Собственным мыслям.

32

– Тебе будет приятно услышать, что моя встреча с матерью Люси прошла хорошо.

Экк уставился на него.

– По-моему, я ей понравился.

Зверушка прищурилась, сомневаясь.

– Хотя я не думаю, что это имеет значение. Я – Бог, а она нет. Я не обязан о чем-то просить ее. Просто стараюсь сделать все как полагается. Быть любезным. Ради Люси. Вообще-то, если совсем уж честно, мне наплевать, одобряет она меня или нет.

– Экк?

А как насчет Люси, подумал он. Спорить готов, ей-то не наплевать.

Боб помрачнел.

Хоть Экка и распирала новость о том, что у него появился друг, он хорошо понимал, что лучше ею не делиться. И от усилий, которых требовало сохранение тайны, нос его подергивался.

Боб смотрел в сторону, изображая безразличие.

– Ты ведь считаешь Люси изумительной, верно?

Экк пожал плечами. Он мало видел девушку и разобраться в ней не успел. Однако было ясно – если она и изумительна, то не настолько, насколько его друг.

– И что мы будем вместе навек? – Боб по-прежнему не сводил глаз с окна.

Экк заколебался. Странно прилагать к человеку такое понятие – навек. Люси предстояло прожить дольше, чем ему, обреченному Экку, и все же она – человек. И что будет, когда она состарится и умрет?

Да, а как насчет меня, подумал он. Осталось всего несколько недель. Будет кто-нибудь грустить обо мне, когда я умру, или хотя бы вспоминать? Ах, да имеет ли это значение? Я же все равно о том не узнаю.

Экк старался не размышлять на эту тему, но, когда размышлял, в его животе словно раскрывалась неизмеримо большая черная дыра и он валился в нее.

Полуботинок ударил его в висок, заставив взвизгнуть от боли.

– Экк! – Он потер голову.

– Вот и я так думаю, – впрочем, это подтверждение, похоже, не развеселило Боба.

Всякий раз, как Экк думал о мире, каким тот станет после его ухода, в голове у него мутилось и он испытывал ужас. Он умрет навсегда, а весь остальной мир будет по-прежнему заниматься своими делами, нисколько о нем не помышляя, – ну, как это возможно? Ему это представлялось жестоким – быть заброшенным на Землю на время достаточно долгое для того, чтобы понять весь кошмар своей бренности.

Он пытался обсудить этот вопрос с Бобом. Почему, спрашивал он, я должен умереть?