Разрядка предлагала быстрые практические выигрыши для соперничающих сверхдержав: СССР хотел торговать, чтобы избежать радикальной экономической реформы, а США надеялись, что разрядка даст Советскому Союзу стабильность и снизит его активную деятельность за границей. Таким образом, в корне разрядки лежало неизменное противоречие между сотрудничеством и соперничеством. Соревнование сверхдержав оставалось интенсивным, что видно из длинного списка ответных действий против предполагаемых угроз СССР, составленного Никсоном. Администрация предпринимала действия против создания советской военно-морской базы на Кубе (американские самолёты-шпионы сфотографировали футбольное поле, но национальной кубинской игрой был бейсбол), против перебазирования советских баллистических ракет «земля — воздух» к Суэцкому каналу, против советской роли в индо-пакистанской войне, против агрессивности Брежнева и кажущейся готовности СССР к военному вмешательству в арабо-израильский конфликт.
Обе стороны работали над улучшением вооружений и расширением своего влияния. И обе имели проблемы с союзниками и зависимыми государствами, чьи интересы не совпадали с их собственными или были поставлены в зависимость от интересов сверхдержав. К примеру, в первые дни матча Фишер — Спасский египетский президент Анвар Садат выслал из своей страны 20 тысяч советских консультантов и специалистов вместе с войсками и разведывательными самолётами. Разозлившись на отказ Москвы дать ему современное вооружение, Садат установил тайные контакты с американцами.
Когда матч закончился, кое-кто в прессе поднял тему конфликта — подозрительность и вражда против мирного соревнования. С одной стороны, Фишер и Спасский представляли свои страны, и матч, по общему убеждению, отражал противостояние Востока и Запада, особенно если вспомнить советские заявления, что превосходство СССР в шахматах являлось результатом более эффективной идеологии. С другой стороны, никакого национального соперничества не было. Многие американцы поддерживали Спасского, а многие русские в душе болели за Фишера. Так или иначе, заключает «New York Times», матч имел уникальное политическое значение с точки зрения улучшения советско-американских отношений.
Рейкьявик был полигоном холодной войны, иллюстрируя напряжённость, существующую внутри разрядки, и те проблемы, что привели к развалу этой инициативы за три последующих года. Матч Фишер — Спасский имел привкус продолжающегося разделения политики и общества, подозрительности и неприязни, влияющей на поведение людей за железным занавесом. Отдельная территория, выделенная советской команде, их традиционная недоверчивость и бдительность, отсутствие опыта в общении с прессой, активная агрессия команды Фишера, тенденция западных чиновников и американцев принимать односторонние решения, а затем представлять их советской стороне как свершившийся факт, стереотипное восприятие западными журналистами советской команды — всё это отражало холодную войну и впрямую влияло на матч.
Два наших героя также обнажили противоречия эпохи. Для Спасского Рейкьявик виделся праздником шахмат, радостью, которой можно поделиться в дружественных схватках. Фишеру же последствия его победы представлялись совершенно иначе. Он заявлял, что сломит любого советского игрока, которого против него выдвинут. «Русские сметены», — утверждал он. Американец был счастлив, что отобрал титул именно у Советского Союза. «Они наверняка теперь жалеют, что вообще начали играть в шахматы, — говорил он корреспонденту Би-би-си. — В последние двадцать лет у них было всё. Они говорили о своей военной и интеллектуальной мощи. Теперь вот вам интеллект... Меня радует... как свободного человека... что я разбил их интеллектуально».
Как оказалось на поверку, утверждения о кончине холодной войны были сильно преувеличены. Но если бы Фишер не был таким капризным и настроенным против СССР, если бы он оказался таким же компанейским и дружелюбным, как Спасский, матч вполне мог бы войти в историю как символ разрядки.
ГЛАВА 22
НО НЕТ ПОКОЯ ГОЛОВЕ В ВЕНЦЕ
Ничто, кроме проигранной битвы, не может быть
и наполовину столь же печальным, как битва выигранная.
Слава — это когда вы перестаете петь и начинаете раздавать автографы.
Матч закончился, Фишер праздновал победу, но организаторы всё ещё не могли вздохнуть спокойно. Его отсутствие на церемонии открытия было катастрофой; теперь они волновались, что новый чемпион мира проигнорирует заключительный банкет. Обессилевший после двух месяцев фишеризма Гудмундур Тораринссон почти свыкся с этой мыслью. Фред Крамер подпитывал его сомнения. Он считал, что его подопечный должен быть коронован в своем номере: «Не могу себе представить, чтобы Бобби спокойно высидел длинные речи».