Бобо в раю. Откуда берется новая элита

Именно зажиточные пригороды направляют умеренных республиканцев или умеренных же демократов завоевывать капитолийский холм. На заседаниях Конгресса эти политики тратят уйму времени, сетуя на непримиримость коллег, избранных менее благополучными округами. Они не могут понять, почему их либеральные и консервативные братья так зациклены на борьбе. Их менее уживчивые коллеги, напротив, негодуют на очевидное взаимовлияние (вплоть до сращивания) благополучных, постоянно выдвигая сколь радикальные, столь и безумные идеи: распустить Федеральную налоговую службу, национализировать систему здравоохранения. Все это чуждо политикам из районов, заставленных «рейндж роверами» и «лексусами». Как и их бобо-избирателям, консенсус им нужнее противостояния, а учтивость милее перебранки.

И действительно, в эпоху бобо внутрипартийные споры куда ярче, нежели межпартийные. Причину этого парадокса обозначил философ из Чикагского университета Марк Лилла: ключевое противоречие сегодня не между шестидесятыми и восьмидесятыми, а между теми, кто совместил ценности обеих эпох, и теми, кто отказался от такого совмещения. У республиканцев умеренные и новые консерваторы борются с непримиримыми, желающими отыграться за 1960-е. У демократов новые демократы противостоят тем, кто так и не смирился с реформами Тэтчер и Рейгана.

Умеренность бобо не по сердцу тоскующим по радикализму левым и правым. Они видят серьезные проблемы нашего общества и призывают к радикальным переменам. Новый центристский истеблишмент подавляет их радикальные идеи, и все же им невероятно сложно вступить в конфронтацию с властной элитой с открытым забралом. Проблема в том, что у бобо-элиты забрала этого как будто и нет. Они не выстраивают последовательной стратегии, не представляют на суд оппонентов содержательной идеологии, которую можно было бы оспорить и опровергнуть. Вместо этого они впитывают и поглощают. Будь ты радикал или консерватор, бобо сможет перенять твою риторику и практические предложения, каким-то магическим образом вытянув из них весь радикализм. Они иногда слегка правеют или чуть-чуть левеют, но никогда не ввязываются в драку. Бобо идут своей веселой дорожкой, совмещая, перемешивая, примиряя и радуясь жизни. И пока левые и правые жаждут борьбы и изменений, бобо живут, следуя афоризму, вышитому на диванной подушке: «Благополучие – лучшая месть».

Проект

Все вышесказанное не означает, что у политики бобо нет четкого направления. У бобо есть план, который в ближайшие годы будет определять политическую конъюнктуру. Суть их плана в исправлении перегибов двух социальных революций, приведших их к власти.

Несмотря на диаметральную противоположность богемных шестидесятых и буржуазных восьмидесятых, две базовые ценности у них были общие: индивидуализм и свобода. Авторы обоих десятилетий могли сколько угодно разглагольствовать про общественные организации и местные инициативы, но основной целью была индивидуальная свобода. Восставшая в шестидесятые богема ратовала за культурную свободу: свободу самовыражения, свободу мысли, свободу секса. Это была попытка сбросить узду конформизма и социальных запретов, убежать от опустошающего действия бюрократической машины и всякого рода руководящих и ответственных. С другой стороны, буржуазное возрождение восьмидесятых стремилось к расширению экономических и политических свобод. Предпринимательская деятельность поощрялась через приватизацию и ослабление государственного регулирования экономики. «Большой брат» подвергался постоянным нападкам и часто уступал. Уютные корпоративные междусобойчики были вскрыты и разворошены. Снизилась бюрократическая нагрузка и количество чиновников. Еще в 1994 году республиканцы получили большинство в Конгрессе, назвавшись коалицией «Оставьте нас в покое». Они ратовали за расширение границ индивидуальной свободы, чтоб правительство не вмешивалось в жизнь граждан.