Бобо в раю. Откуда берется новая элита

Неудивительно, что люди становятся машиноподобными шестеренками организаций. Дабы как следует разъяснить свою мысль, Рожак цитирует французского философа Жака Эллюля: «Техника должна быть предсказуема, и прогнозы эти должны быть максимально точными. Более того, техника должна господствовать над человеком. Для техники это вопрос жизни и смерти. Технике необходимо низвести человека до обслуживающего технику животного и стать королем рабов техники. Человеческие прихоти падают ниц перед технической необходимостью; человеческая автономия невозможна, поскольку техника сама стремится к автономии, здесь либо одно, либо другое. При таком положении техника формирует человека… так, чтобы стереть кляксы личных устремлений с идеального чертежа организации».

Это одно из базовых положений богемной критической мысли. Достаточно отвлечься от изучения окружающего мира, чтобы начать воспринимать его правду и красоту, вместо этого мы покоряемся искусственным богам. Мы отягощаем себя жесткими общественными структурами и сковываем нечеловеческим образом мысли. Еще со времен Флобера сотоварищи богема отвергала излишне рациональное мышление. Подобно философам-трансценденталистам они искали более эстетически ориентированный, мифотворческий, интуитивный способ восприятия. Спустя столетие Рожак, как и первая богема, ставил самовыражение выше самоконтроля. Цель жизни он видел в расширении собственного «я». «Самое важное, – писал он, – это чтобы каждый из нас стал человеком, законченной, цельной личностью, в которой ощущался бы непосредственный опыт познания разносторонней человеческой природы и чувствовалось, что личность эта научилась жить в невероятном многообразии действительности».

Решение, которое Рожак предлагал проблеме технократии, тоже было сугубо богемного толка. «Расширение собственного „я“ достигается не с помощью специальной подготовки, но через простодушную открытость разнообразным опытам». Он считал, что людям, живущим в индустриальных капиталистических обществах, необходимо заново открыть для себя более естественные, более непосредственные способы восприятия. «Мы должны быть готовы принять за аксиому, что расширение собственного „я“ приводит к созданию более творческой, красивой и гуманной личности, нежели приверженность к объективному сознанию». Рожак считал, что, если мы будем воспринимать жизнь больше как игру, это может изменить окружающую нас реальность: «Вот наш основной контркультурный проект: объявить и небеса, и новую землю столь необъятной и удивительной, что технократия с ее чрезмерными притязаниями в присутствии такого великолепия вынуждена будет отступить на второстепенные позиции в жизни людей. Создать и как можно шире распространить идею о том, что такое жизненное самосознание подразумевает готовность к визионерским опытам и раскрытию творческого воображения со всеми вытекающими из этого последствиями».

Ничего такого, как известно, не произошло. Если у проблемы, которую Уайт и Рожак связывали с организационной структурой американского общества, и существовало решение, оно едва ли состояло в развитии космического самосознания, а также низвержении и подчинении ему рационалистического мышления. Тут Рожак понастроил воздушных замков. Но это не означает, что они с Уайтом ошиблись в своей критике технократии или порожденной ею конформистской искусственной морали. Просто для практического переосмысления организационных и социальных структур нужен был более приземленный, практический взгляд.

Джейн Джэйкобс – как протобобо

На самом деле семена этого переосмысления стали пробиваться еще до того, как Рожак написал свой труд. В 1961 году Джейн Джэйкобс опубликовала «Смерть и жизнь больших американских городов». По сей день эта книга остается самой влиятельной работой, отражающей взгляды бобо на общественные и организационные структуры.